[fiction/jasmina.git] / south_africa.txt

Типуабад
--------

*5 декабря 1802, Кейптаун*

В начале декабря «Надежда» и «Нева» добрались до Кейптауна.

Несмотря на ремонт в Фалмуте, «Нева» безбожно текла. Крузенштерн
надеялся найти в Капской колонии возможности ремонта. 

Но тут русским мореплавателям не повезло. Над городом вместо английского
развевался голландский флаг. Как выяснилось, буквально пару недель
назад англичане по условиям Амьенского мира оставили город, и теперь
здесь опять обоснавались голландцы.

Генерал-губернатор Янсенс был сама предупредительность, но ничем не мог
помочь. Уходя, англичане вычистили склады судоремонтной верфи до дна, а
кое-какое оборудование, которое не смогли взять с собой, испортили.

Единственное, что Янсенс смог посоветовать, это пройти
еще тысячу миль вдоль побережья, до могольской колонии Типуабад[^14]. Там, по
его словам, недавно пригнали из Татты какой-то плавучий док, так что
возможно было устроить не кренгование, а полноценный доковый ремонт.

В Капштадте удалось разжиться бомбейскими газетами за октябрь месяц. Они
оказались полны сообщений о ходе войны в Гуджарате. Империя Великих
Моголов прихватила очередное маратхское королевство. Но если предыдущие
кампании, что Джайпурская, что Удджайнская, что Нагпурско-Орисская,
сводились к одному генеральному сражению, то портовые города Кахтиявара
упорно сопротивлялись даже после капитуляции раджи Ананда Рао.

На протяжении всего пути к Типуабаду вдоль африканского берега 
Кутузов и Федя с интересом листали стопку газет, восстанавливая по
скупым строкам репортажей ход боевых действий. Иногда приходилось
обращаться за помощью к Ивану Федоровичу. Тот, несмотря на свой опыт
плаваний в этих водах во время стажировки в английском флоте, тоже мало
чем мог помочь. Эта война на море совершенно не походила на то, как
воевал Чичагов на Балтике или Ушаков в Средиземном море. 

Броненосные канонерки, противокорабельные ракеты, высадка десанта на
пляжи, упоминания о «воздушной разведке».

Про боевые ракеты Крузенштерн слышал в Бенгалии. Ветераны войн с
Типу-Султаном рассказывали про этот индийский вид оружия. Но говорили
что они годятся только для стрельбы по крепостям или полевым лагерям,
поскольку сильно уступают по точности полевой артиллерии. Зато
замечательно пугают лошадей издаваемыми в полете звуками. А тут
применение в морских сражениях.

[^14]: Типуабад - колония, основанная майсурскими моряками на службе
Ясмины в 1800 на том месте, где в нашей реальности расположен
южноафриканский порт Ричардс-Бей.

\* \* \*

*14 декабря 1802, Типуабад*

Путь до индийской колонии занял почти десять дней. Но вот, наконец,
корабли вошли в долгожданную бухту и Михаил Илларионович в первый раз
увидел поселение той державы, в которую был направлен послом.

Над построенным по последнему слову фортификации земляным фортом
бастионного типа развевался штандарт Великих Моголов, зелено-белый со
львом и солнцем. А на мачтах кораблей, стоящих в бухте были подняты
белые с пятью красными кружка́ми военно-морские флаги бывшего майсурского
флота. 

В бухте суетились три паровых буксира и возвышалось странное сооружение,
которое, похоже и было тем самым плавучим доком. Две огромные плоские
коробки, поставленные на большую, размером больше любого линкора, баржу.

На берегу вовсю кипело строительство города. Тут и там поднимались
чёрные угольные дымы, видимо и на суше тоже работала какая-то паровая
техника. 

Русских радушно встретили, тут же договорились о ремонте «Невы», после
чего предложили Кутузову отправиться в Карачи не дожидаясь окончания
ремонта, на одном из стоявших в бухте пароходо-фрегатов, который должен
всё равно был туда отправиться послезавтра. 

Это сильно облегчало жизнь Крузенштерну, который теперь мог отправляться
сразу к Малаккскому проливу, не углубляясь в Аравийское море.

Тем временем на Неву в небольшой шлюпке прибыл доковый мастер. Он
осмотрел судно и прокричал в рупор на док:

— Ставьте кильблоки на стофутовый шлюп лондонской постройки.

После того как кильблоки были поставлены, мастеровые быстро-быстро
полезли по вертикальным лесенкам на конструкции образующие стены дока, а
баржа, служащая его основанием, стала постепенно погружаться в воду.

Когда половина стен оказалось под водой, погружение прекратилось.
К борту шлюпа подошёл паровой буксир и упершись специальными
конструкциями на носу в корму «Невы» начал заталкивать её в док. С
вершины стен, возвышавшихся над палубой чуть ли не до половины высоты
нижних мачт, подали швартовы, с их помощью разместили шлюп точно по
центру этой странной конструкции.

Потом запыхтели паровые насосы, расположенные на всех четырех углах и
вся эта конструция стала подниматься из воды. Вот «Нева» грузно села на
кильблоки, вот её ватерлиния поползла вверх от поверхности воды, обнажая
заросшую ракушками и водорослями подводную часть.

Наконец из воды показалась палуба баржи. Еще немного, и насосы
прекратили свою работу.

Буквально за пару часов вокруг корпуса выросли леса, собранные из
железных труб и заранее подготовленных дощатых щитов, по ним полезли
рабочие со скребками и работа закипела.

К Кутузову, наблюдавшему за этим процессом с берега, подошёл
Крузенштерн.

— Споро работают, Михаил Илларионович, — заметил он. — Ни у нас, ни в
Англии такого не увидишь. Пока откачают воду из дока, пока сколотят леса
из обычных досок. А тут на каждую мелочь приспособа есть.

Кутузов счёл, что он уже достаточно налюбовался на док и корабль в нём
и решил прогуляться по городу. Благо, губернатор колонии обещал
предоставить ему верховую лошадь для осмотра города.

От набережной до дома губернатора было буквально два шага, и тут, как
заметил русский генерал, даже самые важные вельможи не стеснялись ходить
пешком. Улицы в городе, несмотря на его явную молодость, были отсыпаны
щебнем. Чувствовалось, что здесь устраиваются всерьёз и надолго.

Резиденция губернатора располагалась на берегу небольшой речушки,
впадающей в бухту неподалеку от входа в неё. Она была окружена чем-то
вроде сада из чуточку облагороженных ножницами садовника местных диких
кустарников. 

Михаил Илларионович ещё раньше обратил внимание на молодость
губернатора. Тот был пожалуй, не старше Феди Толстого, о чём генерал не
преминул попенять своему ординарцу. Ты, мол, тут на дуэлях дерёшься, да
над корабельным священником злые шутки шутишь, а вот смотри, парень уже
целой колонией рулит. Но при второй встрече оказалось, что Федор не
такой уж разгильдяй, и кое-что из уроков, данных ему во время плавания
усвоил.  

Кутузов совершенно не обратил внимание на имя губернатора. Но Фёдор имя
запомнил и когда они втроем проезжали по городу, спросил у
гостеприимного хозяина:

— Мухи-уд-Дин, а расскажите как вы брали Гуджарат.

— Я в общем-то не брал Гужджарат. Это мой младший брат Муиз врывался со
своими канонерками в пиратские гавани, а старший брат Абдул Халик скакал
с десатной баржи на берег с саблей в руке. А я в  этой войне обозниками
командовал. Так вот уж мне повезло. Кемаль-уд-дин отрекомендовал нас
Рихарду-сахибу именно так — из этого получится драгун, из этого моряк,
а из Мухи-уд-дина гражданский администратор. Пока на западе стоял мир,
это было даже забавно. Пока там Абдул Халик землю роет на полигоне и
дороги сапогами месит, а Муиз-уд-дин корпит с секстантом и личным
примером учит матросов медяшку драить, я целой субой командую. 

Но когда началась война... Во времена нашего отца война была сплошной
романтикой и геройством. С саблей, галопом, в атаку на английское каре
или стоять на стене в ярком мундире под огнем осадных гаубиц. У нас
здесь совсем другая война. Пашешь как проклятый, глотаешь дорожную пыль,
добиваешься того, чтобы оказаться в нужное время в нужном месте, да еще
и с как следует отрытыми укреплениями. А потом противник сдается,
поскольку понимает что ничего ему против тебя не сделать.

Ну то есть это братьям всего-то надо оказаться в нужное время в нужном
месте. А мне — чтобы у них были лопаты для рытья окопов, рис для солдат,
овес для лошадей, уголь для машин. Четыре вида пороха, шесть видов
снарядов, пять видов смазочного масла, проволока для телеграфа. Про
пиломатериалы я уже и не говорю. И все это надо принять от поставщиков,
причем большую часть везут из Лахора, погрузить на баржи, доставить в
гуджаратские порты, там погрузить на подводы, а то и на паровики, и
дотащить до расположения. 

Полевые телеграфные линии — тоже мое заведование. Они совершают марши на
рысях по полсотни миль в день, а мои ребята за ними ставь столбы и
проволоку тяни. А тут выясняется что столбы сосновые нельзя, термиты
сожрут, надо где-то на малабарском берегу закупать тик.

А временные пирсы? Первой волне хорошо — подогнали плоскодонные баржи,
прямо с борта на берег сходни кинули, выскочили сами, вывели лошадей и
вперед. А мне потом на этом месте принимать обычные купеческие доу.
Значит надо как-то втиснуть в высадочные средства первой волны лес для
этого пирса и плотников. И ругаешься с командиром десанта за каждый
стоун груза — мои бревна туда грузить или его лишний зарядный ящик. Да я
тебе сотню этих зарядных ящиков привезу на первой же доу, только дай
мне причал для неё построить.

Вот единственный боевой шрам, — юноша протянул к гостям тыльную сторону
левой ладони со следами не до конца зажившего ожога.

— Что это? — удивился Федя.

— А это у портового крана в одном из временных портов сальник пробило и
перегретый пар наружу свистел. Стоит неразгруженная доу, надвигается
шторм, нужно её срочно в море выпихивать, а кран стоит. Я подъехал, стал
разбираться, а там в порту ни одного механика-лахорца, одни мултанцы
после двухмесячных курсов. Смотрят на меня, мол ты принц, ты всё можешь,
а мы этой горячей железяки боимся, она нас не слушается.

А в трюме — тридцатишестифунтовки осадные, их без крана просто не
вытащишь. Во временном порту просто столько людей нет, чтобы ручными
талями это тягать.

Ну я взял гаечный ключ и полез. Хотя меня до этого три года учили, что
не твоё дело учить кузнеца ковать, ткача ткать, а архитектора строить.
Что администратор должен пользоваться тем, что каждый из его подчиненных
свое дело знает лучше. Но тут вот попались такие механики, что даже я в
паровых котлах лучше разбираюсь...

Мухи-уд-дин перевел дух и замолчал.

— А этот город вы назвали в честь вашего отца, — продолжал пытать
молодого губернатора Федя.

— Не я. Место расположения и название города предложил Рихард Беринг,
прямо в Карачи ткнув в карту. У нас были очень неплохие карты этого
побережья. Мы потом прошлись по нему с целью уточнения карт, так почти
ничего править и не пришлось. А с таким названием согласились все. Ведь
у нас до сих пор в военном флоте майсурцев — большинство.

Была, правда, мысль назвать это Новым Майсуром, но Беринг нас отговорил,
сказав, что пусть это англичане от бедности фантазии называют свои
колонии новое то, новое сё. А у нас в Индии есть достаточно достойных
людей, память которых можно таким образом увековечить. Англичане,
конечно, будут скрежетать зубами, особенно Бэйрд, но туда им и дорога.

У них уже сейчас выбор — заходить по пути в Индию либо к голландцам,
либо к нам. И с теми и с теми — старые счёты.

На улицах города кроме типично индийских лиц и одежд, попадались и явно
местные жители. Рослые негры в чем-то вроде кожаных юбочек, украшенных
хвостами антилоп. 

— Это местные жители, зулусы, — объяснил Мухи-уд-дин. — Это довольно
большой народ, среди них много храбрых воинов, но организация оставляет
желать лучшего. Земледелия не знают, живут пастьбой коровьих стад.

С ними надо держать ухо в остро. Но зато задружившись с ними, мы
оказываемся неплохо защищены от других туземных племён. Мы поставляем им
ружья и порох, а в итоге все попытки что-то пограбить натыкаются на
войска короля Сензангаконы.

А к нам они сами не лезут, потому что знают, что у нас есть пушки и
огнемёты.

На следующий день Кутузов и Федя перебрались с «Надежды» на фрегат,
отправлявшийся в Татту. Шлюпкой, которая их доставила, управлял лично
Крузенштерн, якобы для того, чтобы оказать почёт послу. На самом деле
Ивану Федоровичу было безумно любопытно посмотреть вблизи этот
невиданный ранее корабль.

Фрегат, как и положено фрегату, был длиной вдвое больше «Надежды», но
вот шириной её не превосходил. Узкий и длинный, он имел обводы острые
как клинок и сильно наклоненный вперед форштевень, над которым почти
горизонтально выступал длинный бушприт. Огромные для такого размера
корабля мачты с реями, намного превосходившими ширину корабля, были
слегка наклонены назад, добавляя к силуэту впечатление стремительности.

Командир отряда русских кораблей был тепло принят офицерами фрегата. Ему
тут были готовы показать всё, и огромную трехцилиндровую машину,
прятавшуюся в трюме, и котел, сделанный из витой трубы и больше похожий
на пружину, и пушки, закрепленные на тумбах на палубе, по длине
превосходившие не только карронады, но и обычные морские пушки.

Крузенштерн поинтересовался, почему у корабля нет гребных колёс. Капитан
на неплохом английском объяснил, что вместо этого используется архимедов
винт, установленный в отверстии рудерпоста.

И даже показали такой же винт поменьше на стоящем на шканцах паровом
катере.

— Но он же будет тормозить при движении под парусами, — удивился русский
моряк.

— У нас есть хитрая машинка, которая позволяет поворачивать лопасти.
Если лопасти повернуть вдоль вала, то почти не тормозит.

Но вот шлюпка с «Надежды» покинула фрегат, матрос-вестовой оттащил вещи в
выделенную гостям каюту, и корабль готовится к съемке с якоря.

Федя ожидал, что, как и на «Надежде» человек восемь матросов будут
грудью наваливаться на вымбовки и ходить вокруг шпиля, выхаживая якорь.
Но здесь вокруг чугунного шпиля суетился только боцман с еще одним
матросом. Вот он доложил что-то по-майсурски капитану. Тот в ответ отдал
резкую команду. Боцман повернул небольшой рычаг, торчащий из палубы
сбоку от шпиля, из-под палубы раздалось странное пыхтение и шпиль начал
медленно поворачиваться, наматывая на себя канат.

Палуба под ногами задрожала от работы большой ходовой машины, и фрегат,
неожиданно двинулся кормой вперёд. Потом развернулся к выходу из бухты,
и, набирая скорость, устремился в открый океан.

Через полчаса, когда африканский берег остался узкой полоской на
горизонте, матросы побежали по реям, распуская паруса. Фрегат оделся в
белую ткань. Машину заглушили, дым из трубы идти перестал, но скорость,
похоже, только возросла. Легкий утренний бриз слегка кренил фрегат на
левый борт, и тот скользил по волнам с совершенно непривычной скоростью.