Мост Танцовщицы --------------- *7 января 1802, Лахор* Кулибина я встречал в Лахоре. В принципе в Дели я его приглашать и не собирался. Во-первых, в Пенджабе полно непостроенных мостов, во-вторых Лахорский механический завод, где главным инженером бессменно работал Васильич, был куда более продвинутым научно-техническим центром, чем Делийский, где руководил Тревитик, а я только эпизодически давал советы. Поэтому, получив телеграмму, что Кулибин и Эмметы сели в Татте на «Речного Гепарда», я позаимствовал у Тревитика экспериментальную модель легкого артиллерийского тягача, очередную попытку сделать полуторку, и взяв одного из его подручных в качестве сменного водителя, отправился в Лахор. В принципе, можно было и дилижансом поехать. Паровики-дилижансы на маршруте Пешавар-Бенарес уже ходили дважды в сутки. Но мне было удобно иметь в Лахоре свой транспорт, а машинке пробег до Лахора и обратно не повредит. Да и Васильичу это изделие показать надо. Меняясь за рулём, мы доехали до Лахора часов за пятнадцать. Васильич сказал, что мы маньяки, поскольку, мол, надо либо подкидывать уголь на ходу, что на скорости 40 километров в час делать одновременно с управлением явно не стоит, либо второй человек не имеет возможности поспать. Но когда ознакомился со шнековым углеподатчиком, подающим топливо из расходного бункера ёмкостью часа на четыре, изменил своё мнение. Он долго лазил под кузовом машины — двигатель на этой модели, как и на большинстве наших грузвиков был смонтирован непосредственно рядом с дифференциалом, благо паровая машина много компактнее бензиновых двигателей, а потом сказал: — А ведь это уже полетит. — В каком смысле? — не понял я. — В прямом. Весовое совершенство этого двигателя уже достаточно чтобы его ставить на самолет, вроде По-2 или шаврушки. Только котел нужно делать на жидком топливе, у него теплота сгорания выше. — Паровой самолёт? — переспросил я. — Ты шутишь! — У братьев Беслер в 30-е годы летал, — возразил инженер. — А вы с Тревитиком уже довели паровые машины почти до этого уровня. До момента прихода парохода мы успели обсудить текущие вопросы, потом Васильич сам уселся за руль, заявив что прежде чем критиковать новую машину, он хочет сам её попробовать, и мы поехали в речной порт встречать гостей. Кулибин уже пребывал в некотором обалдении от «Речного Гепарда», где ему, по специальному моему телеграфному указанию, показывали всё. А тут ещё паровая повозка. Сара Эммет, наоборот, принимала все эти технологические чудеса как должное, с чистым детским восторгом. Видимо, Роберт ей что-то такое в письмах рассказывал. То что его принимает у себя в доме главный инженер местного завода, Кулибин не счел признанием своих заслуг. Он решил, что мы с Васильичем, два единственных русских в Империи просто рады увидеть земляка. — Может быть, в честь гостей мехфил устроить, — предложил я Васильичу. — Ты не знаешь, Моран на сегодняшний вечер уже кто-то ангажировал? — Вроде нет, сахиб, — вмешался в разговор до того молчаливой статуей стоявший камердинер Васильича. Он, когда пообжился в Лахоре завел себе этакого пенджабского Фигаро, который знал всё про всех. — Она только сегодня приехала в Лахор из Макханпура. — Тогда дай байк, — продолжил я, — Лично съезжу на Алмазный рынок и её приглашу. — Не жирно ей будет целый министр? — Для девушки, в которую влюблен Великий Визирь — в самый раз. Моран в январе 1802 была уже не той пятнадцатилетней девочкой, которая сама того не зная читала в лицо Ясмине стихи только что казненного Гази Фероза. Сейчас она была не просто лучшей танцовщицей Лахора, но и живой энциклопедией по его высшему свету. Ранджит, всё-таки, несмотря на молодость был слишком умным парнем, чтобы вот так растаять просто от идеальной фигурки и смазливого личика. Моран его очаровала умом. Причем не только его, но и Дженнифер с Ясминой, которые не имели ничего против такого пополнения гарема молодого сикха. То что Ранджит ещё не женился на ней объяснялось только тем, что на идею его брака с таваиф очень косо смотрели сикхские старейшины. Кулибин вышел с нами во двор, чтобы посмотреть что такое «байк». Последние изделия велосипедного цеха Лахорского завода были, по-моему, уже вполне на уровне середины XX века. Рама, соединенная напрессованными в горячем состоянии втулками, никелированные штоки педалей, пневматические шины из натурального каучука, поставки которого из Бразилии наконец удалось наладить. Иван Петрович был просто в восторге, от такого решения педальной машины: — Я думал, что должна получиться безлошадная повозка, а у вас получилась механическая лошадь. — Безлошадные повозки мы тоже делаем. Завтра на заводе покажу, — ответил Васильич. — А попробовать можно? Кулибин видел что в сарае у Васильича стоит штуки три велосипеда. — Можно. Но учтите, что хотя это и неживой механизм, ведёт он себя как норовистая лошадь. Неопытного седока запросто сбросит. Учиться ездить на нём в вашем возрасте будет непросто. — Ну ладно, — вмешался я. — Ты пока учи Ивана Петровича кататься на велике, а я поехал. Моран была совершенно не в духе. Её глаза сверкали гневом, а на лице были заметны следы слез. — Я вообще не собиралась сегодня работать. Я очень расстроена. — А что случилось? — Канал Смеха называется... Есть такой канал недалеко от моей родной деревни. Его Шах Джахан построил полтораста лет назад. Ну вот сегодня я ехала из дома в Лахор и на броде через канал утопила сандаль. Ладно бы это просто обувь была, но это был подарок Ранджита. — Если ты примешь мое приглашение, то тебе предстоит выступать перед четырьмя крупными инженерами. Не скажу, чтобы это были все лучшие инженеры Империи, Тревитик с Лебоном в Дели остались, но тем не менее. Вот соберемся и построим тебе мост. Там все равно мост нужен. Будет мост, будет и весьма оживленный рынок. Моран сразу оживилась, видимо мысленно проиграла сцену, которую она сыграет перед нами, и согласилась. Так что вечером в доме Васильича состоялся мехфил. По уже укоренившейся среди верхушки Империи традиции, Эммет привел на это мероприятие молодую жену. Нет, всё-таки под одну Моран надо открывать здесь театр оперетты, если не киностудию. Как она играла, изображая несчастную жертву жесткой стихии, когда выпрашивала у собравшихся инженеров мост. — Ну что, Иван Петрович, — спросил я. — Сделаем для неё мост, которого нигде в мире нет? — Это как? — ответил тот. — Использовать мою арочную конструкцию, придуманную для Невы? — Нет, пожалуй, эту конструкцию мы оставим для Рави или Сатледжа. Тот канал имеет от силы два десятка метров, или, как вам привычнее, тридцать аршин ширины. Я предлагаю сделать ферменную конструкцию. Я взял со стола салфетку, вытащил из кармана рубашки карандаш, и начал рисовать. — Причем ферму мы соберем не из дерева, а из стального профиля. Васильич, у тебя что тут уже катают? — Есть труба-семидесятка, которая идет для котлов машин речных пароходов. Ее у меня на складах есть несколько десятков тонн некондиции. Есть швеллер, который мы отрабатываем для будущего набора железных кораблей. Есть экспериментальные рельсы, но они, пожалуй, слабоваты будут. — А сварку ты уже наладил? — Наладить-то наладил, но у меня сварочные генераторы приведены от стационарных заводских машин через ременные передачи. Так что извини, варить я могу только на заводском стапеле. — Ну сварим ферму здесь, потом тягачом ее оттащим на место и лебедкой надвинем. У тебя же тут на заводе есть несколько больших тревитиковских тягачей. На следующий день мы с Иваном Петровичем поехали делать съемку местности. Это я, пожалуй, умел лучше остальных присутствующих здесь инженеров, так как когда-то, в будущем этому учился. Эх, ненавижу бронзовые лимбы с нониусами. Но, увы, стеклянные лимбы, которые видны прямо в поле зрения трубы теодолита, а, тем более, номограммные тахеометры, местным мастерам пока не по зубам. В тот же день десяток рабочих залили цементом два устоя на обоих берегах. А к вечеру следующего дня на верфи сварили ферму. Рассчитывал её в основном Кулибин, периодически уточняя у Васильича параметры стальной трубы и у меня — требуемые нагрузки. Мы с Васильичем пришли к выводу, что Иван Петрович не зря в Петербурге приятельствовал с Эйлером. Методы расчета арочных и фермных конструкций у него слегка опережали своё время. Васильич даже не смог припомнить, чтобы у него в курсе сопромата такое было. Впрочем, возможно в XX веке эти методы были благополучно забыты, вытеснившись более совершенными. Потом эту ферму со скоростью пешехода тягач потащил по Большому Колесному пути. Естественно, такая операция не могла остаться без внимания местных зевак, и к тому месту, где были подготовлены устои для моста, тягач приполз в сопровождении огромной пестрой толпы. Толпа не расходилась, пока продолжалась операция по надвигу фермы, а она была закончена уже на закате. За ночь разохотившиеся рабочие настелили на мост дощатый настил и мы всей бригадой дружно проехали по нему на тягаче. Два таких тягача здесь, пожалуй, бы не разъехались, но две полуторки или две крестьянские телеги — легко. Открытие моста превратилось в импровизированный праздник. Конечно, Моран не могла упустить такого момента, как постройка моста её имени. И когда на рассвете соблалась большая толпа, она для неё пела. Конечно, звукоусиление мы с Васильичем обеспечить не смогли, да и уже появившаяся в Европе техника оперного пения была Моран незнакома, обычно она пела на мехфилах для небольших аудиторий, но тут она превзошла сама себя. Она выступала с платформы тягача, а мы с Васильичем сидели в кабине. Мы-то были уверены, что в отличие от большинства собравшихся, мы всегда сможем послушать пение Моран. Даже если она бросит ремесло таваиф и выйдет замуж за Великого Визиря. В разгар выступления я заметил, что над дорогой, ведушей в сторону Лахора, поднимается облако пыли. Еще немного, и можно различить группу всадников. Где-то я этого жеребца видел... Ну да, это Муссон, тот самый которого отдал Ранджиту Сингху под Бенаресом один из сикхских офицеров. Легок, значит на помине. Вернулся Ранджит из Пешавара в Лахор и узнал, что где-то поблизости открывают мост имени его любимой девушки. Решил посмотреть. Не доезжая до толпы всадники перешли на шаг, чтобы не мешать стуком копыт слушателям. Я высунулся из кабины тягача через верхний люк и поманил молодого сикха. Он принял приглашение, и острожно подъехав к тягачу, перескочил прямо из седла в кабину. — Ты сможешь задержаться здесь еще дней на пять? — спросил он не успев разместиться на пассажирском сиденье. — Да, конечно. Нам с Васильичем найдется о чем поговорить на инженерные темы. А что? — А тут, понимаешь ли, Кемаль-уд-дин мне телеграфировал в Пешавар, что хотел бы обсудить проблему гуджаратских пиратов. Он едет сюда на «Речном гепарде». А я еще из Дели Раджива Дасса вызвал. Если и ты будешь, совсем хорошо.