\* \* \* *22 января 1799, поле под Бенаресом* Роберт Бэнкс склонился над очередным раненым. Где-то впереди, медленно и неумолимо двигалось красномундирное каре, теряя людей так, как будто попало под шквальный огонь картечью, хотя до позиций имперских войск оставалось не меньше четверти мили. Вот и тут осталось лежать человек десять тяжелораненных, а еще десяток способных как-то передвигатсья, побрёл в сторону переправы. — Док Бэнкс, спасайтесь, — крикнул пробегающий мимо к переправе солдат. Врач, занятый пациентом не обратил на него внимания. Ещё один раненый перевязан. Но где эти оборомоты с носилками? Ага, вот они. Но почему-то на солдатах, держащих носилки, тюрбаны и белые куртки императорской армии. — Хаким-сахиб, — обратился к Бенксу один из носильщиков. — Вы лучше пройдите вон туда, к палаткам. Там от ваших умений больше пользы будет. Врач выпрямился и осмотрелся. Никакой стрельбы уже не было, по полю сновали пары бойцов с носилками, явно не в английской форме, примерно в четверти мили от него оперативно ставились белые шатры. Причем облепивший их народ был вперемежку и в белом и в красном. — А что, — битва уже закончилась? — удивленно спросил он. — Да, хаким-сахиб. Последний организованный отряд под командой лейтенанта Трейси сложил оружие пять минут назад. — И что, мне теперь считать себя пленным? — Хаким-сахиб, там сотни солдат вашей Компании, нуждающихся в вашей помощи. Давайте займёмся раненными а с этим потом разберёмся. Около палаточного лагеря Бэнкса взял в оборот молодой индус с меткой дважды рожденного на лбу, похоже его коллега. Заставил вымыть руки, сбросить заляпанный кровью и грязью камзол и одеть чистый легкий полотняный халат. Показал железную печку на колёсах, где в большом баке кипятились хирургические инструменты. Бэнкс не понимал, почему здесь так серьёзно относяться к чистоте, старательно промывают загрязненные раны кипячённой водой, постоянно моют руки и кипитят инструменты. Но после нескольких довольно резких окриков от имперских санитаров, решил, что это, наверное, какое-то сикхское табу, и стал соблюдать эти довольно несложные правила. Ещё одним табу тут похоже были мухи. Здесь делали всё возможное, чтобы не допустить этих раздражающих тварей к раненым. Все проходы были завешены пологами из тонкой марли. Тут и там висели полосы из бумаги, намазанной клеем. Это несколько мешало, но вообще-то Бэнкс готов был поверить что мухи по крайней мере безумно раздражают беспомощных раненых. В остальном, импровизированный госпиталь почти ничем не отличался от госпиталя или холерного лагеря Бенгальской Армии. Во всяком случае Бэнксу быстро стало не до того, чтобы замечать какие-то ещё отличия. Количество раненых было просто ужасающим. Хотя индийских врачей было почти втрое больше, чем английских, а здесь уже собрались почти все медики отряда, с первичной обработкой раненых они справились только к рассвету. Уже свалившись на заботливо указанную санитаром-индусом койку, Бэнкс осознал, что всё это время у него было в достатке перевязочного материала, кипяченой воды, чистых простынь. Как делийцы сумели всё это обеспечить? Сначала обеспечить достаточно пуль и осколков чтобы в течение часа разгромить и вынудить к сдаче трехтысячный отряд компанейских сипаев, потом достаточно медицинских припасов, чтобы всех, кто не был убит наповал — перевязать. Наверняка нашлось и достаточно лопат чтобы похоронить всех убитых мусульман и христиан, и может быть, даже достаточно дров чтобы кремировать всех убитых индусов, благо священная река рядом. И это в месте, которое месяц назад находилось в сотнях миль от границ Империи. Одно чудо организации в исполнении людей Ясмины Бэнкс уже видел в Лакхнау. Сегодня — второе. На следующий день ближе к вечеру, всех здоровых и легкораненых англичан собрали и построили перед рядом палаток. Перед строем выехал молодой сикх с лицом, попорченным оспой, на шикарном вороном жеребце, явно привезенном из Персии, а то и из Аравии. — Я не собираюсь долго держать вас в плену. По мере того, как ваши раненные будут способны выдержать транспортировку, мы будем отправлять партии раненых в сопровождении здоровых солдат, способных их обслуживать. Как оказалось, офицеры понесли непропорционально большие потери. Эрскайн был убит наповал. Из восьми офицеров старше лейтенанта только один сейчас лежал в палатке с тяжелым ранением в голову. Из пятнадцати лейтенантов и энсинов среди тяжело раненых было трое, а царапинами отделался один Трейси. Это при том, что рядовых уцелело примерно треть. Вечером Бэнкс стоял в курилке, оборудованной чуть в стороне от палаток и услышал как старый капрал артиллерист, кажется из того расчета, который попал ядром по страшной железной лодке, рассказывал: — Да видел я такие снаряды. Еще лет пятнадцать назад, в Гибралтаре. Как бишь звали того лейтенанта-артиллериста — не то Нейл-Шарп, не то Шарп-Нейл, какая-то такая двойная фамилия. Он изобрел такой снаряд, вроде бомбы, набитой картечинами, который взрывается в воздухе и поражает на расстоянии полмили, как залп картечи в упор. Тогда куча народу посмотреть на испытания пришла. Генералов и адмиралов. В итоге наши умники в Хорс Гардс так и не приняли эту штуку на вооружение. А эти, вишь, подсуетились.