Ловушка захлопнулась. Хотя в море осталось крейсировать полтора десятка
доу, задачей которых был перехват посыльных судов, предотвратить
передачу сообщения на эскадру Кемаля-уд-дина у них не было шансов.
Радиоволны так просто не остановишь.

* * * 

26 марта 1802 г

Старица несколькими километрами выше Татты.

Муиз-уд-дин нетерпеливо мерил шагами палубу «Черепахи». Он знал, что еще
вчера пиратская флотилия вошла в устье Инда. Но от устья до Татты больше
ста километров. Поэтому за день они не достигли порта, и четыре
броненосных канонерки по-прежнему оставались в засаде. 

Он еще раз взглянул на толстый провод полевого телеграфа в черной
каучуковой изоляции, тянувшийся с берега к стоявшему на якоре кораблю.

Ловушка захлопнулась. Хотя в море осталось крейсировать полтора десятка
доу, задачей которых был перехват посыльных судов, предотвратить
передачу сообщения на эскадру Кемаля-уд-дина у них не было шансов.
Радиоволны так просто не остановишь.

* * * 



*26 марта 1802 г Старица несколькими километрами выше Татты.*

Муиз-уд-дин нетерпеливо мерил шагами палубу «Черепахи». Он знал, что еще
вчера пиратская флотилия вошла в устье Инда. Но от устья до Татты больше
ста километров. Поэтому за день они не достигли порта, и четыре
броненосных канонерки по-прежнему оставались в засаде. 

Он еще раз взглянул на толстый провод полевого телеграфа в черной
каучуковой изоляции, тянувшийся с берега к стоявшему на якоре кораблю.

Ну когда же, когда же, поступит приказ на выход.

И вдруг, неожидано из рубки выскочил телеграфист:

— Капитан, паруса противника показались в виду Татты.

— По местам стоять, с якоря сниматься. Поднять сигнал «К походу»,
cкомандовал Муиз-уд-дин, потом принял у телеграфиста отсоединенный от
аппарата кабель, и с размаху закинул тяжелый разъем на берег. Кабель
сложился петлей, которая частично оказалась в воде, но это уже не
страшно.

Четыре «Черепахи» одна за другой выскользнули из старицы и, набирая
скорость, заскользили вниз по Инду. Пыхтит ма предельных оборотах
машина, с журчанием проносится вдоль бортов желтая мутная вода, тянется
за коромой грязно белый след от винта.  

Вот и причалы Татты показались. На них никто не смотрит на идущие сверху
канонерки. Взгляды всех устремлены вниз по течению, где поднимаются над
горизонтом, как плавники акул, хищные силуэты латинских парусов. 

Вот стоит бриг английской ОИК, паруса взяты на гитовы пушечные порты
открыты. Готовится принять бой. Майсурский принц вздохнул. Сегодня его работа —
не допустить, чтобы этим мирным деревянным корабликам пришлось вступать
в бой. И  не важно кто там, дружественные голланцы или ненавистные
англичане, соотечественники пиратов из Гуджарата или купцы  с
малабарского берега. Любой, кто пришел в Империю с миром, имеет право на
защиту.

Последний причал остался позади, и до первых кораблей противника уже не
больше морской мили. В принципе, для стомиллиметровок «Черепахи»
оптимальная дистанция. Но Муиз-уд-дин не спешит отдать приказ открыть
огонь. Наоборот на мачте флагмана взвивается сигнал:

«Сблизиться на расстояние кабельтова и работать огнеметами. Экипажу
укрыться под броней».

Сам командир пока остается на открытом мостике, ожидая первого выстрела
противника. Ненужная бравада? Может быть. Но всё-таки отсюда намного
лучше видно, чем через узкие щели в броне рубки. Наконец, с расстояния
двух кабельтовых погонные орудия доу выплевывают в сторону канонерок
ядра. Муиз-уд-дин успевает заметить дымок от фитиля и скомандовать
рулевому маневр уклонения. 

Второй залп оказывается точнее, ядра звенят по броне орудийной башни.
Хорошо, что у этих, новых «Черепах» закрытая башня, а не барбет, как у
той, первой. А то палубы мореходных доу настолько выше палубы речного
кораблика, что артиллеристы оказались бы под угрозой. Ну и командиру
пора под броню.

«Черепаха» сближается с головной доу на расстояние нескольких фатомов.
По броне бесполезно звенят абордажные крючья. «Пора» — решает молодой
командир и даёт команду огнеметчикам. Из открывшейся амбразуры в борту
вылетает огненная дуга и доу вспыхивает от носа до кормы.

В то же мгновение открывают огонь и остальные три канонерки. И тут
начинается... Юркие железные кораблики вертятся среди вдвое больших по
длине доу, описывают немыслимо крутые по меркам парусников циркуляции,
огненные дуги вспыхивают бывает и с двух бортов. По броне стучат ядра и
пули.

Полчаса, и с авангардом, в котором плотной кучей почти во всю ширину
фарватера сбилась добрая треть пиратских кораблей, покончено. Вниз по
Инду медленно плывут пылающие костры. 

Остальные успели развернуться и убегают вниз, насколько позволяет
ослабевший к вечеру ветер. Канонерки бросаются вдогонку. Если кто-то из
экипажей подожженных кораблей и сумеет выбраться на сушу, на то есть
драгунские патрули. А задача флотилии — разобрать на дрова возможно
больше доу. 

Ретирадных орудий на большинстве пиратских кораблей нет. Поэтому погоня
проходит почти в тишине. И вот уже замыкающие колонну уходящих кораблей
вспыхивают один за другим.

А там, чуть подальше, кто-то уже понял, что не уйти и вываливается из
строя, надеясь выброситься на берег. Куда пошёл? Правое орудие фугасным
ему под ватерлинию на миделе, а левое — шрапнелью по палубе.

К закату еще два десятка пиратских доу превращены в пылающие обломки. Но
еще полсотни уходят. По извилистому фарватеру нижнего Инда, с его
коварными, постоянно меняющими свои места мелями, без единого зажженого
бакена — какой же бакенщик сунется сюда сегодня, когда тут летают пули,
ядра, снаряды и «драконий огонь».

Канонерки зажигают ацетиленовые прожектора.  Напуганные странным слепящим светом пираты начинают
палить в сторону канонерок из мушкетов в белый свет, как в копеечкау. 
Муиз-уд-Дин, уже лично вставший за штурвал, до боли в пальцах сжимает
рукояти. Ведь попадут сдуру, и даже если не разобъют зеркало, стряхнут с
горелки хрупкую сеточку Ауэра и придется сигнальщику лезть, менять
сеточку, зажигать огонь заново.

К тому моменту, когда это произошло, еще десяток доу остался за кормой в
виде плавучих костров. Но продолжающим удирать этого не видно, им при
взгляде назад слепят глаза прожектора.

— Осветительную, — командует Муиз-уд-дин рулевому, который сейчас, пока
командир рулит сам, присел отдохнуть в уголке рубки.  Тот выхватывает из
ящика картонный цилидр и выскакивает из рубки, на ходу отвинчивая с него
крышку. Рывок за кольцо, свист, и, обгоняя канонерку. вперед уходит
ракета. Где-то над третьей от конца доу она повисает на парашюте и
вспыхивает. В мертвенном свете горящего магния доу как на ладони.
Артиллеристы могут работать как на полигоне. А огнеметчики отдыхают, они
уже всю огнесмесь израсходовали. Но освещение нужно не для этого. В
свете ракеты прекрасно видны бакены. Вот. Чуть-чуть за фарватер не
вылетел, сел бы на мель на десятиузловом ходу, мало бы не показалось.

Ракета догорела и погасла. Но в этот момент опять вспыхнул прожектор.
Сигнальщик привел его в чувство. А пираты пока горела ракета, не
стреляли, видимо разинув рот любовались на рукотворную звезду.

Вдруг впереди показалось какое-то зарево, мечущиеся лучи прожекторов,
послышался грохот тяжелых орудий.

Ага, вот и встретились со старым майсурским флотом. Довольно далеко он
успел подняться по Инду.

\* \* \*

*30 марта 1802, Бомбей*

Адмирал Реньер закончил чтение и поднял глаза на стоящего перед ним
капитана торгового корабля Ост-Индской компании:

— Значит, вы говорите, что четыре этих железных утюга сожгли несколько
десятков доу в течение получаса и всю ночь преследовали оставшихся? По
речному фарватеру?

— Да сэр. Двадцать пятого объявили тревогу, запретили выход из порта.
Двадцать шестого в три часа пополудни мы увидели ноки их рей. В
полчетвертого мимо нас прошли парадным строем четыре канонерки. А на
рассвете капитан порта объявил, что выход в море по Инду свободен, и
пиратской угрозы больше нет. Когда мы проходили устье Инда там, напротив
форта, на якорях стояли четыре старых, еще типу-султановских линкора и
несколько фрегатов. Следов боя на них было не видно. Похоже что
«Черепахи» сожрали весь кахтияварский флот в четыре морды, а эти корабли
были нужны только чтобы не дать никому уйти.