---

title: Звезда из созвездия Лебедь author: Виктор Вагнер lang: ru

genre: sf_space

О моя дорогая, моя несравненная леди,

Ледокол мой буксует во льдах, выбиваясь из сил.

Золотая подружка моя из созвездия Лебедь,

Не забудь, упади, обнадёжь, догадайся, спаси

Ю.Визбор

Экскурсовод

Знакомство

В понедельник, 5 июня 1995 года меня вызвал шеф. В нашей лаборатории он появлялся довольно редко, как замдиректора института он имел свой кабинет этажом выше, и задачи сотрудникам предпочитал ставить там.

Но этот вызов оказался несколько необычным.

— Вить, ты у нас ведь любитель фантастики, — поинтересовался шеф. — Есть одно дело, которое требует человека, не боящегося необычного. Ты, конечно, видел в пятницу в новостях сообщение о том, что во Французской Гвиане приземлился инопланетный космический корабль. Так вот, инопланетяне разослали своих исследователей по главным столицам мира с целью знакомства с нашими музеями и библиотеками. И нам нужно выделить сопровождающего. Возьмёшься?

— А почему нам? Почему не ИКИ, не институту Штернберга, а ГИНу?

— Ну вот так России повезло. Во Францию полетел биолог, в США социолог, а нам достался геолог. Поэтому и ГИН. Знакомься, это Анна.

И тут только я обратил внимание, что в кресле, стоящем рядом с дверью, сидит девушка, вполне обычного вида. Ну может быть чуть посмуглее большинства обитательниц Москвы, он так совершенно непохожая на инопланетянку. Тёмные волосы до плеч, клетчатая рубашка-ковбойка, джинсы. На коленях держит что-то вроде полевой сумки, только не коричневое и не чёрное, а зелёное.

— Очень приятно, Витя. Можно Виктор или Вит. А имя Анна это специально для общения с нами?

— Нет, — ответила она. — просто коротких и благозвучных слов не так много. Поэтому два разных народа могли совершенно независимо придумать одно и то же имя.

По-русски она говорила довольно чисто, но какой-то неуловимый акцент чувствовался.

— Всеслав Алексеич, я правильно понимаю, что до конца этой экскурсии в лаборатории мне появляться не обязательно?

— Ну конечно! — махнул рукой шеф.

— Анна, предлагаю пойти к нам в лабораторию, возьмём там план города и подумаем в каком порядке и что смотреть.

— У меня с собой есть снимок...

— У нас пока не принято на крышах музеев писать их названия. Поэтому план лучше. Опять же схема городского транспорта не помешает. Ты вот сюда как добиралась?

— Ну, меня встретил прямо на лётном поле, как это называется, Жуковский, по-моему, такой солидный дядечка из канцелярии или министерства иностранных дел и привёз сюда на большой чёрной машине.

— Я не такой солидный сопровождающий, поэтому придётся пользоваться более общедоступными видами транспорта. Ну пошли, что ли?

Я протянул Анне руку, зная насколько глубоко утопаешь в этом кресле у шефа и насколько тяжело из него выбираться.

Она не преминула воспользоваться помощью. Мышцы у неё ничего так, накачанные.

Мы спустились на наш этаж. Рабочий день уже был в разгаре. У кульманов стояли Аня и Волчонок и переносили на кальку очередные листы карты для оцифровки. Димка раскрутил свой компьютер и прикручивал туда недавно добытый большой жёсткий диск, объёма которого должно было быть достаточно для обработки двухсполовиноймиллионной карты СССР как единого покрытия.

— Знакомьтесь, — представил я свою спутницу. — Это Анна, гостья нашей страны. Шеф пристроил меня ей геологические достопримечательности Москвы показывать.

— Что, — повернулась от кульмана Волчонок, — и в Сьяны потащишь?

— Э, — поднял голову из недр системного блока Димка, — а конвертер из проекции 1912 года ты мне когда напишешь? Ведь с меня шеф не слезет, пока я листы миллионки на Урал не переведу в географические координаты.

Анна с большим интересом прислушивалась к нашему разговору и осматривала комнату. Кульманы, огромный стол заваленный листами карт, барабанный сканер, книжные шкафы.

— А Сьяны это где? — поинтересовалась она.

— Когда-то давно, — объяснил я, — несколько веков назад, богатые дома в нашем городе строились из известняка. И с тех пор остались системы заброшенных каменоломен в известняковых пластах. Сьяны — самая большая из них.

— Интересно. Я то-думала что мне светит только хождение по музеям, а тут и реальные объекты есть.

— Я тебя ещё в Парамоновский овраг могу сводить. Это одно из самых известных обнажений, с самыми древними породами где-то под триста миллионов лет. Так-то у нас тут вокруг в основном морены ледника, который растаял меньше полутора сотен тысяч лет назад. Но кое-где реки их прорезают и достигают более древних пород.

— А чем интересна проекция 1912 года?

— В первую очередь тем, что стандартными программами не поддерживается. В 1912 году, это чуть больше 80 лет назад, у нас ещё не было компьютеров, поэтому проекция была оптимизирована под ручную работу. Вот посмотри. Я вырыл из стопки карт, лежащих на столе лист государственной геологической карты. Как ты думаешь, какая это проекция?

— Хм... — почесала подбородок она. — Если она поперечно-цилиндрическая, то почему у неё такие кривые северная и южная рамки? А если поликоническая, то почему такие прямые западная и восточная?

— Вот то-то и оно. Сначала рассчитываются верхняя и нижняя рамка по формулам поликонической проекции, потом точки с одинаковой долготой на них просто соединяются прямой линией. Ладно, с этим разберёмся как-нибудь. Давай лучше думать что мы тебе будем показывать.

— Оцифрованная геологическая карта в миллионном масштабе это тоже интересно. Я бы переписала.

— Ну это надо не у нас спрашивать, и даже не у шефа. Боюсь, что решать можно ли вам отдать эту карту и на каких условиях должны чуть ли не в правительстве.

— У вас тут как-то строго. Это в смысле товарно-денежные отношения и рыночная экономика? Просто так отдать нельзя, надо предложить что-то сравнимое в обмен? Предлагаю цифровую модель рельефа Земли с разрешением в, как это по вашему... Ну в общем там длина вашего экватора двести миллионов пикселов и шаг по высоте в половину ширины пиксела.

— Двадцатисантиметровая ЦМР? Откуда? — хором выдохнули мы с Димкой.

— Ну ты же не удивляешься, что я ваш язык знаю. А перехватить достаточно ваших радиопередач, чтобы расколоть основные языки, это несколько дольше чем сделать локаторную съёмку всей планеты. Мы почти полный оборот вашего спутника сидели на его обратной стороне, запустив на стомиллионную орбиту десяток спутников. За это время сняли и модель рельефа, и трёхмерную модель плотности планеты.

Димка опять поднял нос из недр системного блока:

— Гостья нашей страны, говоришь? А не нашей планеты?

— Планеты, планеты, — улыбнулась Анна.

— Я просто вас пугать не хотел. — пояснил я. — Вы вроде как не члены КЛФ и тренингов по общению с инопланетянами не проходили.

— Так уж и не проходили? — съехидничал Димка. — Натащил тут полную лабораторию ролевиков. Теперь у нас каждый рабочий день за тренинг по общению с инопланетянами сойдёт.

Он завинтил крышку компьютера и направился в тамбур у входной двери, где у нас происходили чаепития.

Девушки тем временем оторвались от кульманов и стали с интересом разглядывать одежду Анны.

— Вы не туда смотрите, — засмеялась она. — на мне сейчас ни одной нашей тряпки нет, всё это из Куру из лавки со смешным названием «Вторая рука». Вы на ноги посмотрите. Вот обувь я менять не стала. Всё равно никто не обратит внимания.

Обувь Анны представляла собой нечто среднее между берцами и горнолыжными ботинками. То есть берцы, но из пластика и застёгивается на молнию.

— Или если хотите, — продолжила инопланетянка, — могу угостить вас напитками с моей родины. Я смотрю у вас тут принято заваривать какие-то части растений кипящей водой.

Чай у нас в лаборатории был довольно приличный, крупнолистовой. Поэтому мы могли без стыда за родную планету предложить его гостье. А вот растворимый кофе я бы постеснялся. Но было уже поздно. Она сама углядела банку и спросила:

— А это что?

— Кофе? — удивилась она, услышав ответ. — Но в Куру нас угощали кофе, это такой куда более тёмный, чем эти гранулы, порошок, и заваривают его немножко по-другому, примерно как мы ветак.

С этими словами она вытащила из сумки несколько запаянных пакетиков из фольги.

Открыла один, в нем оказался пакетик вроде чайного, заполненный зеленовато-серым порошком. Анна развернула прикреплённые к фильтровальной бумаге картонные ручки, и с их помощью повесила раскрытый пакетик в кружке, закрепив за края. Потом взяла чайник, и налила в центр. Получилось что-то вроде кофеварки с фильтром, только вместо молотого кофе был этот загадочный «ветак».

— Ну так всё-таки, годится наша ЦМР на обмен на ваши карты?

— Пожалуй, на все тематические карты, которые на Земле успели оцифровать, — задумчиво произнёс Димка. — Но тут дело такое, есть же не только цена, есть режим секретности.

— Ой, — рассмеялась Анна. — Так мы и бросимся вас завоёвывать ради пары месторождений какого-нибудь неодима или рения. До вас от нас примерно три тысячи пэталайт. Как бы это на ваши меры перевести... Нет, в уме не могу. — Она вытащила поясного чехла какой-то плоский предмет, напоминающий зеркальце в резиновой оправе и потыкала в него пальцем. — Семьдесят световых лет. При том что в нашей же системе полно необитаемых планет и астероидов, да и поближе, в радиусе пяти сотен петалайт можно много чего найти.

— Это надо ещё нашим перестраховщикам объяснить, — проворчал я.

— Это вроде того дядечки из канцелярии странных дел, который меня на аэродроме встречал. А что, можно ему позвонить...

— Иностранных, наверное?

— Ну мне ваша привычка делить планету на отдельные страны, которые друг от друга что-то скрывают и чего-то опасаются, кажется настолько странной, что иная там страна или нет, уже не важно.

— И ты говоришь, что наш язык меньше месяца изучаешь? — с завистью присвистнула Волчонок. — А уже каламбурить научилась. Я тоже так хочу!

Тем временем Анна продолжала тыкать пальцем в свой калькулятор-зеркальце.

— Ой, а оказывается в Куру ещё глубокая ночь. Наши все спят. Лучше не звонить, а письмо написать. У вас тут есть где расположиться за столом?

— Ну мы можем и за компьютер с доступом к электронной почте пустить.

— Это лишнее, у нас своя спутниковая связь. Спутников всего дюжина, но этого по минимуму достаточно. Вот этот коммуникатор, — она повернула своё «зеркальце» экраном к нам, тоже через спутники работает. Но набирать на экранной клавиатуре письмо неудобно. Я, пожалуй лучше разверну более полноценный компьютер.

Мы вернулись в основную комнату, она извлекла из полевой сумки квадрат со стороной сантиметров пятнадцать и в сантиметр толщиной и разложила его, раскрыв как книгу.

Получилась вполне полноразмерная клавиатура. Потом достала трубку, похожую на свёрнутый экран для диапроектора и потянула. Оказалось, это действительно свёрнутый экран. Вытащив из трубки несколько телескопических трубочек, похожих на антенны радиоприёмника, она натянула прямоугольник из белого гибкого пластика и установила его стоймя на столе. Потом соединила каким-то несерьёзно тоненьким шнурком с клавиатурой. И на экране появились движущиеся изображения, как будто нарисованные типографской краской.

Внешне это напоминало интерфейс рабочих станций DEC и Silicon Graphics, с которыми мне приходилось иметь дело на стажировке в Голландии, только вот алфавит совершенно незнакомый. И мыши нет. Как же она курсор-то двигает? Печатает десятипальцевым методом почти как мы, указательные пальцы всё время на основной позиции, а курсор на экране как-то перемещается из окна в окно.

Доброе утро, Тарн

Я тут попала в лабораторию, где занимаются оцифровкой бумажных материалов, накопленных до появления компьютеров. У них тут есть уйма всего по геологии, а в соседнем институте, говорят, есть растительность, землепользование и ландшафты. Но они не хотят это отдавать, и не потому что жадные, а потому что считают, что это конфиденциальная информация, имеющая военное значение. На другом континенте, по данным этих ребят, оцифрованного ещё больше, причём по обе стороны океана используют одинаковые программы и форматы. Хотя, конечно, на этом этапе развития компьютерной техники у них везде тот ещё зоопарк. Надо как-то дипломатическим путём на них надавить чтобы отдали или выменяли. Наша цифровая модель рельефа их очень заинтересовала, у них вроде только планируется миссия для съёмки полуторосталайтовой ЦМР, а у нас однолайтовая. Так что за неё и за трёхмерную модель распределения плотностей можно у них выменять всё, что у них уже есть оцифрованного и что они с нашей помощью смогут оцифровать пока мы тут.

Удачи, Анна.

Прочитать этот текст через плечо Анны я, естественно, тогда не мог.

— Аккумуляторов надолго хватит? — поинтересовался Димка, когда она отправила письмо, и собиралась начать сворачивать свой агрегат.

— Нет, ненадолго. — Она вытащила на экран какое-то окно, набрала в нём что-то похожее на формулу и получила в ответ явный результат вычислений. — По вашим меркам примерно на двадцать пять часов.

— Может раздобыть у геофизиков ЛАТР, подзарядишь?

— Что такое ЛАТР?

— Лабораторный автотрансформатор. Устройство, которое может выдавать электрический ток более менее любого напряжения.

— Думаю, неважно. Блоки питания наших устройств довольно всеядны, а из общих соображений напряжение в бытовой сети вряд ли сильно отличается от нашего. Сделать сильно меньше — потребуются слишком толстые провода. Сильно больше — будет слишком опасно.

— А частота?

— Вот уж на частоту блоку питания точно плевать. Единственное, что надо разъём вашего стандарта к проводу прикрутить. Она вытащила из сумки шнурок, на одном из концов которого был разъём, похожий на кабели втыкаемые в источник бесперебойного питания или в блок питания компьютера для питания монитора. Но, по размеру, естественно, не подходящий.

Димка порылся в ящике своего стола, где он держал всякое электрическое барахло, и вытащил вилку.

— Вот. У нас вообще-то на планете есть штук пять стандартов на розетки. Но эта вилка подходит к, как минимум, четырём из них. А где принят пятый, легко найдётся переходник.

Из ещё одного поясного чехла Анна извлекла предмет, подозрительно похожий на горный компас, положила его на стол, пристроила вилку рядом с нанесённой на его корпус линейкой, и навела на это дело свой коммуникатор. Щёлк, и вот на экране ещё не свёрнутого компьютера открылось окно с фотографией вилки на фоне инопланетной шкалы длин.

— На этой вилке нет контакта заземления. А так вообще он может быть здесь, здесь или вот здесь, — показал Димка.

Анна, положив руки на клавиатуру несколькими совершенно незаметными со стороны движениями покрасила эти места на фотографии в жёлтый цвет и подписала что-то прямо на фото.

Потом ещё несколькими движениями курсора отправила ещё одно письмо.

— Пошлю Элле. Пусть для остальных наших тоже переходников наделает.

После чего в течения пары минут мы с Димкой прикрутили к инопланетному проводу земную вилку.

Она воткнула вилку в розетку, а второй конец провода в разъём прямо на задней стороне клавиатуры, и набрала ещё какую-то команду.

— Вполне попадает ваше напряжение в допустимый диапазон. Ну ладно, кто-то меня обещал по музеям поводить. Пошли уже.

— Предлагаю начать с минералогического. Это отсюда совсем близко. Можно спуститься в метро и проехать пару остановок, можно выйти на Ленинский проспект и проехать на наземном транспорте, там остановок пять, можно полчаса прогуляться пешком.

— Пойдём пешком, мне ваша сегодняшняя погода понравилась.

Прогулка по Москве

Мы вышли из здания института и направились в сторону Старомонетного переулка. Как мне кажется, переулки Замоскворечья не самое лучшее место для прогулок под прямым июньским солнцем. Но Анна как-то прямо раскрывалась навстречу солнечным лучам, всей кожей впитывала лёгкий ветерок. И при этом держала темп, за которым я с трудом поспевал.

— Анна, скажи, сколько времени тебе не приходилось гулять по планете с кислородной атмосферой, подставляя лицо ветру?

— Суток триста, — не задумываясь ответила она. — Ваша система у нас в этом рейсе третья. Первым был белый гигант, потом как-нибудь посмотрю как он на ваших картах называется, явно же одна из ярчайших звёзд на вашем небе, второй — красный карлик. Тоже ваши астрономы про него должны знать, поскольку это одна из ближайших к вам звёзд. И та, и другая звезда как-то не из тех, где бывают планеты, пригодные для обитания без скафандра.

— Суровые у вас рейсы. С учётом нашей системы явно больше года получится.

— Но это нормально, — пожала плечами она. — во времена парусных судов кругосветные плавания длились по два-три года, и у вас наверняка тоже.

— Но они заходили в порты.

— И мы заходим. К вам вот зашли.

Тем временем мы вышли из Старомонетного на Большую Полянку, прошли мимо входа в метро и свернули в Бродников переулок.

— Смотри, вот местная достопримечательность. — обратил я внимание спутницы на вывеску. — продовольственный магазин «Кураре».

Она вытащила коммуникатор, навела его на вывеску, потом несколько раз нажала на экран.

— Да, у основателя этой лавочки странное чувство юмора. Назвать продуктовый магазин именем яда...

— А что ты делала с коммуникатором?

— Сфотографировала вывеску и поискала слово с неё в накопленных нами словарях.

— Кстати, скинь своим идею, что у нас уже продаются энциклопедии в электронном виде. Может переписать окажется проще, чем цифровать с бумаги.

— Да, сделаю себе заметку прямо в коммуникаторе.

Она пару раз ткнула пальцев в экран, поднесла машинку ко рту и что-то надиктовала.

— А почему ты письмо так диктовать не стала?

— Потому что письмо. Жанр другой, не разговорный, а текстовый. Если ты не общаешься с собеседников в дуплексном режиме, надо над текстом подумать, а значит видеть его перед собой. Это лучше на большом экране. Если уж я сижу в комнате, где столы есть, то стоит не полениться и раскрыть компьютер.

Мы вышли на Якиманку и направились в сторону Октябрьской площади.

— Слушай, Вит, а как давно стоит ваш город? — поинтересовалась Анна.

— Через два года 850 лет будет.

— И вот эти дома стоят 850 лет? Год это ведь период оборота вашей планеты вокруг вашей звезды. Он приблизительно такой же как у нас, покороче примерно на четверть.

— Нет. В тех переулках, которые вокруг нашего института, можно найти дома, построенные сто пятьдесят-двести лет назад. А здесь вся застройка — примерно последние полвека. Тут ещё полвека назад были пригороды, а там — старинный купеческий район. Вот музей, в который мы идём, там зданию почти двести лет. Это часть старинной пригородной усадьбы. А вообще ещё двести лет назад почти все что строили, кроме церквей, — я махнул рукой в сторону церкви Иоанна Воина, мимо которой мы как раз проходили, — строили из дерева. И оно регулярно горело. Но чуть меньше двухсот лет назад была большая война, и вражеская армия заняла город. Тогда он почти весь сгорел, и вот после этого начали строить из камня.

— Вообще, конечно, забавно видеть соседство вот такого храма с вот такими многоэтажками.

— По-моему, это судьба любого древнего города. Что-то сохраняется старое, что-то строится новое.

Минералогический музей Анну не впечатлил.

— Это какое-то собрание диковинок, а не систематическое изложение минералогии вашей планеты. Такую коллекцию в вашей системе можно, пожалуй объектах на шести или восьми набрать.

— Ну музеи, они такие. Боюсь что и в Палеонтологическом, и в Зоологическом будет то же самое. Хотя таких зверей на других планетах нашей системы, конечно, не встретишь. Ну разве что в Музей Землеведения сходить. Это в Университете, отсюда примерно час пешком. Зато почти весь путь по паркам. А если хочешь систематического изложения нашей геологической истории, надо учебники брать, а не музейные экспозиции.

С учебниками тоже у нас все интересно. У нас ведь теория тектоники плит появилась очень недавно, хотя гипотеза дрейфа континентов в высказана почти 80 лет назад. Поэтому до сих пор многие профессора, читающие курсы исторической геологии в университете, эту теорию не разделяют. Я уж не говорю про учебники, которые написаны 20-30 лет назад.

— Как интересно! Прямо вот попали на планету где у нас на глазах происходит формирование науки. У вас надо социологическую станцию ставить и вести мониторинг в реальном времени. Интересно, Сирд на другом континенте до этого докопается?

Я сначала хотел было обидеться за родную науку, но секунду подумав, понял, что Анна абсолютно права. И вместо этого спросил:

— Сирд это тот социолог, которого отправили исследовать США?

— Да. Похоже, надо будет с ним поговорить прямо сегодня. Вот меньше двух часов в вашей Москве, а уже столько наблюдений.

— А сколько у вас человек в экипаже вообще? И куда кого отправили?

— Двенадцать. Из них половина — это именно экипаж, обеспечивающий навигацию и работу корабля. Они в маршрутной программе не участвуют. Двое геологов — я и мой руководитель Ильк. Нам достался север большего из двух континентов. Я полетела к вам в Россию, Ильк — в Китай. Сирд — в Северную Америку, она нам показалась наиболее интересной в социологическом плане. Кесс, биолог — во Францию. Там у вас очень интересные биологические институты с большой историей. Берт — в Германию и Швейцарию. Его тематика — физика пространства, а там у вас как раз сосредоточены международные организации по физике. Дарт, гидролог, в Индию.

— По-моему, через недельку вам надо поменяться. Тебе, наверняка будет интересно в Британии, Дарту стоит поработать с антарктическими программами, а у Индии её практически нет. Физикой у нас занимаются все крупные державы, и, из-за того что этой отрасли придаётся большое военное значение, далеко не всем делятся с международными организациями.

— Погоди, я запишу, — она опять вытащила свой коммуникатор и что-то туда надиктовала на своём языке.

Тем временем мы уже дошли до конца Нескучного Сада и вышли на Ленинский проспект.

— Опять улица с транспортом, — вздохнула Анна. — А всю дорогу по парку нельзя было пройти?

— Можно, вдоль реки, но пришлось бы потом подниматься по очень крутому склону. Ничего, вот железную дорогу перейдём и уйдём с проспекта на бульвар. А пока посмотри на памятник нашему первому космонавту.

Мы прошлись по Воробьёвскому шоссе и свернули во Дворец Пионеров. Я хотел пройти через парк сзади главного корпуса и выйти на угол Университетского и проспекта Вернадского, но Анна увидела на здании купол обсерватории и потащила меня ближе к зданию, посмотреть на то что там есть. Когда-то в школьные годы я занимался в Клубе Юных Моряков, расположенном в соседнем корпусе и нас, как организацию военизированную, постоянно привлекали к охране порядка на всяких мероприятиях, происходивших во Дворце Пионеров в весенние и осенние каникулы. Поэтому я довольно хорошо знал то, что было в этом здании лет пятнадцать назад. Увидев в окно тренажёры клуба юных космонавтов, Анна заинтересовалась ещё более и всю дорогу до выхода с территории Дворца я рассказывал её о том что здесь было.

— Хм, — сказала она. — Что-то не похоже это на то, как я по школьному курсу истории представляла себе эпоху товарно-денежных отношений. И заметь, когда я у тебя в лаборатории упомянула этот термин, ни у кого не возникло и тени удивления, что бывают общества без этого.

Пока мы шли по Университетскому проспекту и улице Лебедева ко входу в Университет, я рассказывал своё представление об истории XX веке в России.

Свой рассказ я закончил вычитанной где-то недавно фразой:

— И вот за последние пять лет мы убедились, что всё что нам рассказывала советская пропаганда об ужасах капитализма, было правдой.

Университет

Через проходную в зоне «Б» Главного здания МГУ я провёл Анну, небрежно махнув давно просроченным аспирантским удостоверением. Со стороны общежитий вахтёры в МГУ никогда особой строгостью не отличались.

— Строго тут у вас, заметила она, когда, миновав охранника в камуфляже, мы вышли во внутренний дворик. Тоже военные секреты?

— Скорее неистребимая привычка тащить и не пущать, характерная для бюрократических систем. Тут же общежития, живут студенты, естественно нe могут не водить к себе гостей. Хорошо хоть вот те, крайние корпуса, где квартиры преподавателей, имеют выходы непосредственно на улицы.

Я вкратце рассказал, что тут в каком из корпусов Главного Здания находится, и спросил:

— Ты не проголодалась? Тут можно в студенческой столовой пообедать.

— А в преподавательской? — ехидно поинтересовалась она.

— Тоже можно. А смысл? Там обслуживают долго. А я за время обучения привык к студенческим. А тут ещё рядом с большой столовой есть пельменная, где чуточку вкуснее.

Большая столовая с подносами и транспортёром для грязной посуды Анну совершенно не удивила. Впрочем, в европейских научных центрах, где приходилось бывать, всё устроено примерно так же.

Расплачивался за обоих я. Когда мы уселись за столик, Анна спросила:

— Зачем? Мне какие-то деньги дядечка из странных дел выдал.

— Почти наверняка такие, с которых здесь сдачи не найдётся. И вообще, у нас тут не слишком цивилизованная планета, полно всяких древних предрассудков, связанных с отношениями мужчины и женщины. В частности если мужчина приглашает женщину в кафе, то как-то не правильно, если женщина за себя платит.

Анна достала свой коммуникатор, потыкала пальцами в экран и повернула его ко мне.

На экране красовались написанные русскими буквами слова: «Кто девушку ужинает, тот её и танцует».

— Вот этот старинный принцип имеется в виду?

— А почему ты решила что старинный?

— Грамматика немножко не такая, как используется сейчас.

— Ну это скорее намеренно искажённая грамматика для создания юмористического эффекта.

Мы прошли в зону «А» и поднялись на 24 этаж. Почему-то я считал что Музей Землеведения надо осматривать именно снизу вверх, с 24 этажа до 31.

Когда мы добрались до 31 этажа, язык у меня пересох окончательно, а время приближалось к 6 часам вечера.

— Слушай, — сказала Анна, когда мы спустились вниз, — ты говорил, тут студенческие общежития в боковых корпусах. Там можно где-нибудь пристроиться переночевать? А то я тут уже вторые сутки на ногах. И разбираться с той гостиницей, которую мне обещали в департаменте странных дел, нет сил.

Я задумался.

— Вряд ли. Я тут давно не учусь и даже не преподаю, так что не представляю кто тут из знакомых мог бы быть. Тем более что уже лето, сессия на нашем факультете кончилась, народ разъехался по экспедициям. Знаешь что, поехали ко мне в гости. Тут пятнадцать минут на автобусе, а у себя дома я уж точно найду как тебя пристроить.

В гостях

Моих родственников совершенно не удивило, когда я привёл домой незнакомую девушку и представил её как коллегу, которая меняет часовой пояс.

Отец у меня тоже геолог, и в доме постоянно появлялись его знакомые с Камчатки, из Магадана или из Средней Азии проездом куда-нибудь к Чёрному морю. С жёнами и детьми.

Мама, конечно втайне мечтала что когда-нибудь какая-нибудь такая девушка у нас и останется в качестве моей жены. И я не стал её сразу разочаровывать, что это не тот случай.

Я постелил Анне на кушетке в своей комнате, она быстренько переговорила с кем-то из своих по коммуникатору, буквально за пару минут приняла душ и нырнула под одеяло, положив коммуникатор рядом с подушкой.

Я ещё успел её спросить, не стоит ли переложить машинку на журнальный столик.

— Не надо, — ответила она. Он должен быть не дальше пары лайт от меня и слышать моё дыхание. А то тревога поднимется.

С этими словами она отвернулась к стенке и моментально заснула.

Я сел за компьютер и стал писать обещанный Димке конвертер проекций. Пока объяснял утром Анне, как устроена эта проекция, сам сообразил как написать.

Около полуночи я закончил работу и отправился спать с чувством удовлетворения от прекрасно проведённого дня отправился спать.

Разбудило меня осторожное прикосновение к плечу. Я открыл глаза, и увидел Анну, на которой не было надето ровным счётом ничего.

При этом эротизма в её облике было не больше, чем если бы она была в закрытом купальнике или в обтягивающей кофточке. Ну в общем ровно столько сколько бывает в красивой девушке, которая думает о чём угодно, только не о том, как бы произвести впечатление на мужчин.

— Ты куда дел мою одежду? — приветствовала она меня.

— Ой, извини, в стирку отправил, а потом сушиться повесил. Сейчас принесу. У нас как-то не принято ходить в обнажённом виде даже в присутствии членов семьи. Надо было тебе вчера халат какой-нибудь найти.

Я быстренько оделся, приволок с кухни её шмотки, и мы пошли завтракать.

— Ты знаешь, меня тут в вашем департаменте странных дел потеряли, — рассказала она. — До гостиницы-то я не добралась. Этот дядечка пытался звонить ко мне на коммуникатор, но ему никто не объяснил как пометить вызов важным. И в общем правильно. А я поставила коммуникатор в режим сна. Все неважные звонки при этом срубаются с голосовым сообщением. И вот это сообщение никто не догадался перевести. Или хотя бы пропустить через переводную программу, которая есть в коммуникаторе. Почему-то решили, что мы, которых отправляют в ваши города, вполне в состоянии объясниться на местных языках. А про автоматические сообщения не подумали. Хорошо ещё он догадался позвонить на корабль, вахтенному. Там ему объяснили что я спокойно сплю, мониторинг, мол, показывает. А где — моё личное дело, я взрослая девочка.

На последней фразе на кухню вышла мама, которой уже было пора собираться на работу. Отца дома не было, он куда-то со школьниками в поход пошёл, у сестры начались каникулы и она отсыпалась, а мама ранним утром уже была на страже.

— Что это вы так рано?

— У нас на сегодня большая культурная программа, — пояснил я.

Потом Анна угостила маму ветаком и стала интересоваться тем, как устроено домашнее хозяйство у землян. Пока я нам с ней яичницу жарил, она как-то не особенно вникала в мои действия, уткнувшись в свой коммуникатор. Ну, впрочем, я, придя на работу тоже первые полчаса в основном электронную почту читаю.

Я предложил сначала заехать в лабораторию, скинуть написанный вчера конвертер Димке, а потом уже идти по музеям.

— А что ты его сразу по сети не отправил? — удивилась она.

Пришлось рассказать, что у меня дома вообще нет модема, потому что у нас как-то это всё очень ещё мало развито. На работе вот модем есть электронную почту через Релком по uucp качает.

— У вас, как я погляжу, сейчас всё очень быстро развивается в этой области, — успокоила она. — не пройдёт и нескольких лет, как домашний компьютер без выхода в глобальную сеть будет восприниматься как живое ископаемое. Да, кстати об ископаемых, мы сейчас на подземном поезде поедем?

— Да, на метро.

— Ты мне скажи когда мы соберёмся под землю лезть, я своих предупрежу. А то Кесс вчера уже устроил тревогу, в парижское метро полез, и спутник его коммуникатор слышать перестал. Уже чуть ли не тамошнюю охрану порядка по тревоге подняли. Понимаешь, это психологическая привычка. Думаешь, лезешь в общественный транспорт, так общество о тебе позаботится, ретрансляцию сигнала обеспечит. А что это не наше общество и наши сигналы впервые слышит, это же задуматься надо. У нас довольно мало опыта общения с цивилизациями сравнимого технологического уровня. Пожалуй, вы — первые, к кому мы пришли как более развитые соседи. Есть парочка совсем примитивных технологических, и есть одна, которая сама к нам пришла ещё несколько веков назад. Там, конечно своя сфера влияния, свои соседи вроде нас, но это не прямой контакт, а через посредство Угхэрт, которые подобные технические моменты берут на себя.

Из Пыжевского переулка мы опять вышли на Полянку, но на этот раз в другую сторону к Каменному мосту. Я решил продолжить поход Зоологическим музеем, а заодно показать Кремль и Александровский сад.

Из Зоологического музея я потащил Анну в музей Восточных культур. По-моему, изо всех московских музеев он лучше всего передаёт разнообразие земной цивилизации. Ну и вообще я Рериха люблю. Потом мы прошли по Болшой Никитской и вышли на Садовое кольцо. Вообще у меня была мысль пойти в зоопарк и показать Анне вживую тех животных, которых мы только что рассматривали в виде чучел и костей. Но её взгляд упал на купол Планетария. И мы решили туда зайти. В этот период Московский Планетарий переживал не лучшие свои годы, но как-то работал. И даже в фойе появился новый глобус Венеры, составленный если не на основе съёмок «Магеллана» то уж по данным «Венеры-15» и «Венеры-16» тоже. Анна внезапно сделала на него стойку:

— Это ведь ваша вторая планета? Которая закрыта сплошным слоем облаков?

— Да, она. И давление в сто раз больше чем здесь, и температура, если по абсолютной шкале, в два с половиной.

— Препротивное местечко, судя по всему. Мне совершенно не охота туда лезть. Вернее пару недель болтаться на орбите, там ещё и приличного спутника нет, и отправлять вниз жаропрочных роботов. Которых, кстати у нас не так много осталось, под белым гигантом трёх пожгли, под красным карликом ещё одного потеряли. А у вас она, гляжу, неплохо исследована. Надо с Ильком поговорить, может ваших данных для нашего отчёта и хватит.

До зоопарка мы в итоге так и не дошли. Если Анне, для того чтобы донести до своего капитана идею Венеру не исследовать, а ограничится добычей уже полученных землянами данных, нужно было всего лишь по коммуникатору позвонить, то мне для того чтобы как-то добраться до тех, кто имеет доступ к этим данным, нужно было попасть куда-нибудь, где есть стационарный телефон — в лабораторию или домой.

Поэтому, прихватив по дороге Аннин рюкзак, мы опять направились ко мне.

Тем более что у меня были большие планы по ознакомлению Анны с земными энциклопедиями, которых у нас с отцом в домашней библиотеке хватало - Географическая, Горная, «Страны и народы», «Советский Союз».

Пока Анна разложив книги по всему полу и устроившись посреди них лёжа (чем вызывала недовольное ворчание собаки), поглощала знание, мы завели разговор о научной фантастике. Почему-то разговор на отвлечённые темы не мешал ей рыться в энциклопедиях.

В результате, когда она заявила что устала, и больше информации впитывать не может, после чего переползла с пола на кровать, предоставив мне убирать разбросанные книги, ей была вручена «Туманность Андромеды». Пока я расставлял энциклопедии по полкам, она успела проглотить не меньше половины книги. Скорость чтения у неё потрясающая для человека, который о существовании русского языка узнал месяц назад. При этом ржала она так, как будто я ей «Трое в лодке» Джерома дал.

— И что ты там такого смешного нашла? — спросил я.

— Всё! Начиная с небесной механики. У него там звездолёты движутся по орбите вокруг звезды со скоростью, много превосходящей определяемую законами механики. Потом распространение радиоволн. Очень смешно, имея в кармане спутниковый коммуникатор, читать про огромные мощности передатчиков, необходимые для того, чтобы пробить ионосферу. У вас что, термина «окна прозрачности» в момент написания книги не было?

— Не было, наверное. Я этот термин помню из курса дистанционного зондирования. Ефремов в год запуска первого спутника мог в этом и не разбираться. Хотя опыты по радиолокации планет тогда уже проводились.

— Потом памятные машины, занимающие многокилометровые коридоры и всего с миллиардами ячеек памяти. У тебя в этом компьютере какой объем диска?

— Триста тридцать мегабайт.

— Ну вот смотри, даже на вашем нынешнем уровне треть миллиарда это уровень домашнего компьютера. А сколько было в том диске, который твой коллега прикручивал сегодня утром в лаборатории?

— Хм, ну как раз миллиард байт. А почему мы считаем что «ячейка памяти» это место для хранения одного символа, а не, скажем, документ, то есть файлл?

— Ну даже если и документ, то все равно на вашем нынешнем уровне для хранения миллиардов документов понадобился несколько стоек. В вашу лабораторию вполне влезет, а многокилометровые коридоры ни к чему. А через двадцать-тридцать лет триллион байт в памяти носимого компьютера не будет никого удивлять.

Но вообще больше всего меня удивила там система воспитания. Семнадцать ваших лет это же примерно двенадцать наших. И в таком возрасте здоровые лбы вместо полноценного участия во взрослых коллективах совершают какие-то игрушечные «подвиги Геркулеса». А более мелкие дети почему-то целыми днями сидят в классах, причём рассортированные по возрасту

— Ну это он с натуры списывал. У нас школьное образование примерно так и устроено. Десять лет, а кое-где и одиннадцать-двенадцать, дети учатся в компании одногодков.

— Ужас какой! Чему же можно так научиться?

В этот момент в комнату заглянула сестра:

— Вить, можно на принтере реферат распечатать?

— Давай, садись, мы компьютер не занимаем.

Она внимательно поглядела на валяющуюся на кушетке с книжкой Анну.

— Аня, а ты с какой звезды?

— Ну, во-первых, не «с», а «из-под». Ты же не можешь сказать что живёшь на Солнце. А вот место под Солнцем у тебя вполне есть. Во-вторых, да, давно пора разобраться как по вашему называется наша звезда. Была бы ясная ночь, вышли бы на балкон и посмотрели. А так придётся как-то по-другому. Вит, у тебя карта звёздного неба есть?

— Большой нет. Но есть в компьютере какая-то программа для определения эфемерид. Сейчас поищу. Ага, xephem. А в Москве мы бы звёзд не увидели даже августовской ночью. Сейчас-то ночей почти нет, сплошные сумерки. А так и воздух слишком грязный в большом городе, и сильная засветка от уличных фонарей.

Я запустил программу и мы в течение нескольких минут пытались разобраться.

— Ага вот, — наконец сказала Анна. — это у вас называется 16 Лебедя. А тот белый гигант, который мы посетили перед вами — Альтаир.

Меняю Венеру на Луну

В среду мы с утра отправились в Институт Космических Исследований на Калужскую. У меня были подозрения, что с пропускным бюро там могут возникнуть сложности, всё-таки это не наш ГИН и не Университет, но как-то, видимо, кто-то достаточно влиятельный там кого надо предупредил, и временный пропуск Анне выдали без звука.

Лаборатория, в которую нас привели, была расположена на каком-то техническом этаже с низкими потолками и висящими над головой трубами. Там стояло несколько очень приличных компьютеров, и сидело двое молодых ребят, которые представились как Миша и Валера.

— Предлагаю поменять вашу цифровую модель рельефа Венеры на нашу цифровую модель Луны, — сразу сказала Анна.

— А какая точность вашей модели Луны?

— А какая вам нужна?

— ... ???

— У вас всё равно нет компьютеров, которые бы могли вместить, не то что обработать ЦМР Луны с разрешением в два метра. Поэтому, наверное стоит ужать, до сколько-нибудь приемлемых для вас объёмов. Тем более вам на Луне в ближайшие пару десятилетий здания к местности не привязывать, и такая точность всё равно не нужна.

— А модель Земли у вас есть?

— Конечно. Но если я сейчас поменяю Луну на Венеру, то никого кроме нескольких планетологов здесь и по другую сторону океана это не заинтересует. А за модель Земли сразу ухватятся ваши военные. Поэтому менять её, это сложная дипломатическая задача, пусть ей кэп занимается. Он у нас на корабле первый после Вселенского Разума, так что дипломатия это его зона ответственности.

— А вы верите во Вселенский Разум? — поинтересовался Валера.

— Нет, — фыркнула Анна, — но это нам не мешает рассказывать про него анекдоты. Особенно смешно получается про взаимодействие нескольких Вселенских Разумов из разных Вселенных многомировой интерпретации квантовой механики. Даже жалко что эту красивую гипотезу уже лет триста как опровергли.

— И как же интересно, её опровергли? — влез Миша.

— Экспериментально. Сначала долго бились над квантовыми компьютерами, которые из неё следовали, но ничего хорошего не получилось. Потом открыли принцип того двигателя, который стоит на нашем корабле. Ну никак не выходило в мультивселенную вписать корабль, способный преодолеть пару десятков парсек за месяц. А он есть. И есть альтернативная интерпретация, которая его объясняет, но не позволяет существовать многочисленным похожим друг на друга, как листы книги, вселенным.

Рассказывая эти шутки-прибаутки, Анна развернула на столе свой компьютер и предложила подключить его к местной сети. У них тут была уже ранее невиданная мной витая пара. Инопланетянка вытащила из сумки небольшую плату, размером примерно два на пять сантиметров, и спросила, не найдётся ли разъёма который можно к ней припаять. Разъём, да и паяльник, конечно же нашлись. В результате платка обзавелась как джеком под витую пару, так и коаксиальным разъёмом под тонкий эзернет. Как выяснилось все остальное там программируется, а исходные тексты для работы с TCP/IP специалисты из экипажа уже адаптировали и перекинули Анне через спутниковую связь.

Так что модели начали качаться, и это занятие должно было занять несколько часов. А мы тем временем вели лёгкий трёп про планеты Солнечной системы. Миша и Валера были в курсе последних достижений человечества на эту тему, и Анна с интересом выясняла у них что известно про планеты, где ей в ближайшее время предстоит работать.

С другой стороны, ребят интересовали теории происхождения планетных систем. А в этом плане даже школьный учебник астрономии с планеты Йора был бы для землян откровением, не говоря уж о том, что может рассказать профессиональный геолог, посетивший не одну планетную систему лично.

— А планет с разумной жизнью ты много видела? — поинтересовался Валера.

— Ну если видела, то ваша первая. Сакор не в счёт, он колонизирован моими сопланетянами. А так мы знаем с десяток. Правда большую часть не по собственным исследованиям, а из учебников более высокой цивилизации Угхэрт, с которой мы контактируем.

— И ты, впервые попав в чужую цивилизацию, где существуют армии и страны готовятся к войне друг с другом, не боишься ходить вот так одна, только в сопровождении одного местного? — удивился Валера.

— Могущество звездолёта велико, — процитировал Миша. — От садов Цоам останется яма.

— Я опознала цитату, — улыбнулась Анна. — Только вчера читала. Забавная у вас фантазия. Но совершенно неправдоподобная. Вообще в той книжке проблема была как раз в том, что планета была объединена в единое государство. Там где государств много и они враждуют, как у вас, умеют работать с иностранцами, с родиной которых не хотят ссориться.

Совещание по видеосвязи

Когда мы возвращались из ИКИ, Анна вдруг спросила:

— Тебе знакомо такое имя, Жак Ив Кусто?

— Знакомо, конечно. Несколько его книг на полке стоят. Любил бы смотреть кино, держал бы десятка два видеокассет с фильмами команды Кусто. А что?

— Да вот, Кесс хочет на совещание по поводу передачи вам цифровой модели рельефа его притащить.

— Ну, наверное, стоит. Это один из наиболее авторитетных путешественников и учёных Земли. А кого ещё из землян вы хотите позвать.

— Тебя.

— А меня-то за что? Я как-то не того уровня.

— Ну вообще это ты первый поднял идею обмена картами. И у тебя были какие-то соображения про то как сделать, чтобы то что мы вам передадим, никто не попытался спрятать от остальных.

Придя домой мы уселись рядом на кушетке, поставив Аннин компьютер на журнальный столик. Анна вывела на экран изображение с видеокамеры и убедилась что мы оба прекрасно видны.

И через некоторое время подключилась к видеоконференции. Экран разделился на кучу окошек, в одном из которых было человек восемь, видимо все кто в данный момент оказался на корабле, в другом двое, в одном из которых я узнал Кусто, в остальных по одному. Кроме меня и Жака Ива никого из землян не пригласили. Хотя нет, из тех восьми, кто в рубке корабля, один одет не в обтягивающий комбинезон, а в рубашку с галстуком.

Первым слово взял капитан корабля:

— Тут появилась идея предоставить землянам снятую нашими спутниками цифровую модель Земли в обмен на то, что они смогут нам предоставить в из информации о своей планете. Модели такого качества у них нет, и вряд ли в ближайшие несколько десятилетий появится.

Из динамиков нашего компьютера его речь доносилась одновременно в исходном виде, для Анны, и в переводе на русский, для меня.

Человек в рубашке с галстуком поднял руку:

— А такой подарок не приведёт к тому, что у нас прекратятся собственные работы по этой тематике?

Он говорил, видимо, по-французски, но в этом случае до нас его речь долетала только в двух вариантах перевода.

— Ну это вы уж сами разбирайтесь, — вздохнул капитан. — Рельефообразующие процессы у вас идут, так что облик планеты меняется. Вы уже сейчас можете делать съёмку небольших участков с такой точностью, чтобы отслеживать изменения после землетрясений и извержений вулканов. Так что причины научиться самим делать такие модели у вас есть. Меня больше волнует как сделать так, чтобы полученное от нас знание было доступно всем землянам, а не оказалось в исключительном распоряжении какой-то политической силы.

Тут поднял руку я:

— Надо выдать несколько копий разным государствам. Тогда власти тех стран у кого есть возможность сделать эти материалы доступными по интернету, не будут пытаться ограничить доступ, зная что те, кому они меньше всего хотели бы предоставить эту информацию, её все равно имеют. США, как те кто легче всего смогут выложить это в публичный доступ, Китай, Россия как крупные геополитические силы, способные использовать эти данные в военных целях, Куба, Иран и Северная Корея, как явно враждебные США режимы.

— Хм, — вклинился Кусто, — Виктор, а вы уверены, что на Кубе или в Северной Корее найдётся компьютер, способный вместить эту модель?

— Не уверен.

— Элла, что тут можно сделать? — поинтересовался капитан у сидящей рядом с ним девушки, примерно ровесницы Анны на вид.

— Надо посмотреть в запасах. Возможно мы сумеем из имеющихся запчастей собрать шесть серверов, которые можно подключить к местным сетям. Она протянула руки к лежащей на столе клавиатуре и что-то там делала. В ещё одном появившемся окошке мелькали какие-то таблицы с совершенно нечитаемыми для меня символами.

— Получается. Правда мы остаёмся совсем без запасных контроллеров для двигателей. Но с начала экспедиции нам ни один не понадобился.

— Ни в коем случае нельзя так делать, — вмешался мужчина, показавшийся мне чуть помладше капитана и заведомо младше Илька, темноволосый, черноглазый, сидевший перед своей камерой так, что кроме лица почти ничего видно не было. Анна что-то сделала на клавиатуре и подписи под окошками сменились с непонятных мне на привычные русские буквы. «Сирд, ксеносоцилог», прочитал я.

— Земляне воспримут сам компьютер, как более важный источник информации, чем то что на него записано, и разберут его, пытаясь проанализировать. Ничего не получится, конечно. Они сейчас и сами умеют делать такие микросхемы, которые послойным спиливанием не анализируются.

— А если загрубить модель? — поинтересовалась Анна. — Как мы сегодня с их второй планетой поступили. Дать им заведомо больше чем они смогут получить сами в ближайшие пятнадцать-двадцать оборотов, но столько, сколько они смогут принять и сохранить? Какие у них сейчас есть самые ёмкие более-менее распространённые носители информации?

— DLT-кассеты на 12гигабайт — сказал я. Хороший стример для резервного копирования для нас с Димкой был мечтой, пусть и пока недостижимой. Поэтому за новинками в этой области мы следили.

Элла быстро прикинула что-то на невидимом для нас экране.

— На десять таких кассет, пожалуй столайтовая модель влезет. В смысле, двадцатиметровая, — перевела она для участников-землян.

— Вы ещё учтите, что каждая кассета будет записываться примерно час, — добавил я.

— Гастон, — обратился капитан к человеку в галстуке, — вы сможете организовать закупку в Куру шестидесяти таких кассет и пяти устройств для их чтения-записи?

— Это вряд ли. Скорее всего на складах столько нет. А пока привезут из Штатов или из Японии.

— Ну давайте тогда с американцами согласуем ещё один рейс к ним нашей шлюпки, и закупим в США. Сирд, там твои сопровождающие располагают достаточными ресурсами для закупки аппаратуры в таких количествах, или дополнительные переговоры вести придётся?

— Думаю, договорюсь.

— Гастон, — обратился опять капитан к сидевшему рядом с ним землянину. — я попрошу вас сформулировать наше предложение в принятых у вас на планете дипломатических выражениях и отправить адресатам. Пусть присылают представителей в Куру, мы им выдадим комплекты кассет с этими данными.

— Я подозреваю, что у представителей Северной Кореи могут быть проблемы с тем чтобы быстро прибыть в Куру.

— Ну мы можем организовать их доставку своим катером. Ильк, тогда выход на представителей Северной Кореи через принимающих тебя китайцев — твоя забота.

На этом конференция завершилась.

Парамоновский овраг

На следующий день я повёл Анну смотреть Парамоновский овраг. Это на север, по Савёловской дороге, чуть-чуть не доезжая Дмитрова, на станции Турист.

Я экипировался как в однодневный маршрут — кирзовые сапоги, штаны, которые я надеваю только в лес. Анна оделась так же, как она ходила по городу. В принципе её джинсы и ковбойка вполне нормально смотрелись рядом с моей одеждой.

Неожиданный интерес у неё вызвала процедура наматывания портянок.

Анна уже была в курсе моего увлечения ролевыми играми, и решила было, что я специально экипируюсь в стиле военной формы столетней давности. То что сапоги с портянками мне привычнее и удобнее берцев, она поверила с трудом. А когда я ей показал болотные сапоги и сказал что в межсезонье бы надел вот это, инопланетянка долго смеялась, и рассказала что у них есть поговорка: «Не ходи по болоту в скафандре без шлема — зачерпнёшь». А болотные сапоги это такой недоскафандр, не до шеи, а до паха.

В электричке утром в будний день было довольно свободно. Все же основной пассажиропоток в это время — в противоположную сторону. Тем не менее почти всю дорогу Анна не комментировала увиденное. И только когда мы вышли из вагона и оказались на полупустой платформе, высказалась по поводу того, что эта электричка отстаёт от общего уровня нашей цивилизации лет на пятьдесят. Я не согласился, вспомнив, что в послевоенные годы большая часть железных дорог СССР была ещё на паровой тяге.

До Парамоновского оврага от станции Турист идти километров десять сначала по дороге через дачные посёлки, потом мимо спорткомплекса.

Когда мы отошли от станции примерно на километр, Анна сказала:

— Какой же у вас в городе грязный воздух. Мы отъехали от города от силы на пару сотен килолайт, а уже дышится совершенно по-другому

— Увы, — согласился я. — не умеем пока обходиться. И машины у нас с двигателями внутреннего сгорания, и пыль от стирающихся шин летит.

От спорткомплекса мы спустились к реке, где грунтовая дорога пересекала Волгушу через брод.

— Какая здесь глубина? — поинтересовалась Анна, глядя на колею, уходящую в воду.

— Насколько я помню, примерно до середины бедра. В болотных сапогах по малой воде в принципе пройти можно.

— А нам сейчас придётся раздеваться?

— Нет, тут есть одна маленькая хитрость. Видишь натоптанную пешеходную тропинку вверх по течению от брода?

Мы прошли по этой тропинке и в десятке метров выше брода обнаружился пешеходный мостик.

Ещё час пути и мы вышли к тому самому обрыву, где обнажаются древние породы. Я отцепил от пояса сапёрную лопатку и начал показывать что тут где.

Закончив с геологией, мы выбрались на верх обрыва.

— Теперь пора и пообедать, — сказал я. — Давай спустимся вон на ту луговину, там наверняка найдётся оставленное рыбаками старое кострище, можно будет костёр развести, не портя дёрна.

— По-моему, так далеко ходить не надо, — моя спутница достала из полевой сумки что-то плоское. Это оказалась какая-то стопка металлических пластинок. Несколькими движениями она превратила её в подобие мангала, — Дай свою лопатку, сейчас кусок дёрна снимем, потом туда высыпем прогоревшую золу. По-моему, здесь вполне достаточно сухих веток, которые можно использовать на топливо без ущерба для леса.

— А если бы не было?

— Если бы не было, пришлось бы таблетку-другую сухого горючего потратить. Тогда днище надо было бы поставить вот так, а не так как сейчас.

Наш быстрорастворимый суп, которым я угощал, инопланетянке не слишком понравился:

— Не умеют у вас концентраты делать. Давай на второе блюдо наш паёк разъедим.

Инопланетянский паёк представлял что-то явно сублимированное, запаянное в фольгу. Анна проколола в фольге несколько дырочек и опустила это в горячую воду. Выдержав несколько минут, вынула, стряхнула лишние капли воды и только после этого вскрыла упаковку. Внутри оказалось что-то вроде гуляша с капустой-брокколи. То есть вполне оформленные кусочки и мяса, и гарнира дающие правильное ощущение при пробе на зуб.

Пока мы питались, угли в мангале прогорели (хотя какие там угли от еловых веточек не толще сантиметра), и мы их высыпали в ямку, прикрыв ранее снятым куском дёрна. Никаких следов от того, что здесь был бивак, не осталось.

— Возвращаться будем тем же путём? — поинтересовалась Анна.

— Ну, есть варианты. А тебе чего хочется?

— Мне в этом лесу понравилось, хотелось бы подольше по нему погулять.

— Ну тогда пошли на север, выйдем на следующую дорогу и по ней выйдем на станцию Яхрома.

Во время почти двухчасовой прогулки по лесу мы почти не разговаривали. Это было что-то вроде медитации на ходу. Глядя на то как девушка раскрывается лесу я сам испытал подобное ощущение. Тем более что в настоящем лесу, не в парке, не был, пожалуй не меньше месяца, да и то был с шумной толпой любителей ролевых игр. А так, чтобы остаться наедине с лесом, наверное, с лыжного сезона, когда лес спит. Сейчас же на дворе был июнь, лес вовсю тянулся к солнцу, в нем перекликались какие-то птицы и, по-моему, даже шуршали среди опавшей хвои какие-то грызуны.

Когда мы вышли на опушку леса, и перед нами меньше чем в километре появились окраины Яхромы, Анна вдруг спросила:

— Вит, ну почему я совершенно не ощущаю тебя чуждым?

— А надо? — удивился я.

— Я тут читаю отчёты наших, работающих в других концах вашей планеты. И у них почему-то постоянно возникают сложности с коммуникацией. А я с тобой общаюсь как с коллегой и всё нормально.

Я на секунду задумался. Потом спросил:

— А у вас общественный строй часом не коммунизм?

Тут задумалась она. Потом вытащила из поясного чехла коммуникатор, и минуты две тыкала в него пальцами. Потом вздохнула:

— Знаешь, я не могу ответить на этот вопрос.

— Почему?

— Потому что при изучении вашего языка мы не смогли понять смысл слова «коммунизм». Ну как работает лингвистический анализатор — он берёт пространство смыслов одного языка, нашего например, и читая все доступные тексты на другом ищет аттрактор, точку в этом пространстве, соответствующую смыслу слова на этом языке. Она конечно не будет соответствовать ни одному слову исходного языка, но понятно, что к чему. Так вот у слова «коммунизм» точечный аттрактор не получается.

Там такая кривая, которая захватывает с нашей точки зрения совершенно противоположные смыслы.

— А например, слово «демон» у вас проблем не вызывает?

Она ещё немного повозилась со своим коммуникационным устройством.

— Нет, не вызывает. Здесь обычная омонимия. Один смысл — мифическое существо, другой — одна из разновидностей программ. А там — странный аттрактор. Но всё же причём здесь коммунизм?

— Если бы у вас был коммунизм, то это бы многое объясняло. Все остальные ваши люди, кроме того, который в Китае, работают в странах, которые были капиталистическими всегда. То есть их сопровождающие росли в обществе, где поощряется индивидуализм и конкуренция. А я до окончания университета рос в обществе, которое по крайней мере декларировало, что строит коммунизм, и поощряло коллективизм. А вот почему с нами, европейцами, вам проще, чем с китайцами — это отдельный вопрос. Я знаю что Китай сильно другой, фактически другая цивилизация. Но, как и почему — не в курсе. Своего опыта работы с китайцами у меня нет.

— Нет, что-то в твоей гипотезе не так. Надо будет ещё поговорить на эту тему с Ильком. Тем более, он мой научный руководитель.

Тем временем мы вошли в город и стали спускаться в долину реки Яхромы.

Станция Яхрома, в отличие от Туриста, находится на другом берегу канала имени Москвы, так что нам пришлось перейти по мосту канал. Такой большой искусственный водный объект вызвал закономерный интерес, и мне пришлось рассказать всё что я помню про его историю. И про Москву — порт пяти морей, и про водоснабжение многомиллионного города, и про ту роль, которую сыграл канал в обороне Москвы.

В электричке Анна созвонилась с Ильком, тем более что у него в Китае был уже достаточно поздний вечер, и долго что-то обсуждала на своём родном языке.

Сьяны

В лазанье по пещерам я не специалист, и тащить туда гостью без сопровождения кого-то более опытного не рискнул. Поэтому ещё в понедельник позвонил знакомому, известному среди московских спелеологов как Доцент. Познакомился я с ним пару лет назад на ролевой игре, куда его вытащил один наш общий знакомый, и мы с Доцем очень неплохо зажигали на Торбеевом озере, устраивая морские сражения между нуменорскими и харадскими байдарками.

В ближайшие выходные он как раз собирался в Сьяны с небольшой группой людей, привычных к такому виду отдыха.

— Ты уверен, что твоя подруга будет себя правильно вести, — спросил он, узнав, что я собираюсь упасть к нему на хвост не один, а с девушкой.

— Уверен. Она профессиональный геолог и технике безопасности при подземных работах обучена.

— Ну ладно. С экипировкой ей ты, я надеюсь, поможешь.

Впрочем, как выяснилось, помощь с экипировкой была абсолютно лишней. Анна, сердито фыркнув, сообщила что кэп настаивает, чтобы под землю она лезла в лёгком скафандре. Благо тот у неё с собой.

— Что, прямо отсюда в скафандре поедешь? — поинтересовался я.

— Нет, переоденусь перед входом в пещеру. Скафандр это всё же не твои сапоги, лишние часы в нём торчать совершенно не хочется.

В результате, когда мы встречались с командой Доцента в субботу утром на Павелецком вокзале, у Анны рюкзак был несколько большего размера, чем у меня.

В электричке Анна пристала к Доценту с просьбой показать наш сегодняшний маршрут. Она вытащила из полевой сумки устройство вроде своего коммуникатора, только размером примерно с поллиста A4, и вывела на экран трёхмерную модель системы подземных выработок.

-— Откуда это? — удивился бывалый спелеолог. — И почему ни одного названия не подписано?

— Ну это вырезано из трёхмерной модели распределения плотностей Земли сделанной по данным гравилокационной съёмки. И ничего не подписано потому что, наши локаторы были совершенно не в курсе что аборигены этим пустотам дали какие-то названия. Можно прямо сейчас заняться разметкой.

Впрочем, надписать названия им удалось только для очень немногих залов и проходов. Электричка до станции Ленинская едет недолго.

Потом была прогулка в хорошем темпе от станции до входа в пещеру.

Перед входом в пещеру переодеваться стали все участники похода. Но если у большинства спелеологов одежда для лазанья под землёй представляла собой застиранный брезент неопределённого цвета, то Анна вытащила из рюкзака и раскатала ярко-оранжевый комбинезон.

— И не жалко тебе такой новенький комбинезон под землю надевать? — спросил один из приятелей Доца, известный под кличкой Боцман.

— А чего ему сделается? — удивилась Анна. — Альтаир прошёл, звезду Барнарда прошёл и Солнечную систему, надеюсь, пройдёт. Щёткой потом потру, вся грязь и отлетит. Было бы обидно, если бы мы, умея строить звездолёты, не умели бы делать одежду, которой не вредит ползание в пыли или глине.

Доцент подозрительно посмотрел на меня:

— Вит, кого ты к нам привёл?

— Ну, слушай ты целый час работал с трёхмерной моделью пещеры, которую невозможно получить с помощью известной на Земле техники, и у тебя ничего в голове не щёлкнуло. Надо было скафандр увидеть, чтобы понять, что ты имеешь дело с членом экипажа того космического корабля, который приземлился неделю назад во Французской Гвиане.

Спелеолог перевёл взгляд на Анну, которая уже успела натянуть свой оранжевый костюм, и сейчас прилаживала прозрачный лицевой щиток.

— А стекло зачем? Вроде же идём туда, где дышать можно?

— Там экран, как мы это называем, «дополненной реальности». Очень полезная штука.

— В смысле оно будет в реальном времени тебе показывать, в каком месте этой твоей трёхмерной модели ты находишься?

— В идеале да. На практике спутниковая навигация под землёй не работает, а инерциалка при движении ползком врёт процентов как колонист, упустивший неизвестную науке рыбу. Поэтому надо будет постоянно корректировать по местным ориентирам.

Одна из присутствующих девушек, Марта, заметила, что Анна пакует в рюкзак нижнее бельё.

— А ты скафандр на голое тело надеваешь? — не сдержала удивления она.

— Конечно. Ведь этот скафандр должен уметь работать при давлении ниже нормального атмосферного. Значит при необходимости должен сдавливать тело так, чтобы компенсировать отсутствие внешнего давления. Поэтому он надевается вплотную к телу.

— А если давление выше?

— Ну где-то атмосфер до пяти можно работать, создавая внутри давление, равное внешнему.

— А вроде у нас дайверы с воздухом работают до глубины чуть ли не 90 метров, это десять атмосфер, — заметил Боцман.

— Это, наверное любители, которым ТБ не писано, — возразила Анна. — У нас в ТБ чётко сказано — выше 5 атмосфер только в жёстких скафандрах, иначе риск азотного опьянения слишком велик.

— А как насчёт гелиевых или водородных смесей?

— Мы такими не пользуемся. Вот те кто на океанском шельфе работают, у них там что-то такое есть. А у нас, планетологов, либо чистый кислород, если за бортом меньше четверти атмосферы, либо воздух, если больше. Ну может ещё обогащённый кислородом слегка в интервале от четверти до одной. А если там больше пяти атмосфер, то, как правило, это какое-нибудь гадкое местечко вроде вашей второй планеты, куда людям вообще лезть не стоит, робота послать и не очень надеяться, что вернётся.

— Ну что все готовы? — спросил Доцент пару минут спустя.

Готовы были все.

— Ну, пошли.

— Анна, а ты своим отзвонилась? — спросил я, уже привычный к тому, что перед каждым входом в метро инопланетянка хватается за коммуникатор.

— Я сейчас в скафандре. Поэтому доставать коммуникатор для того, чтобы позвонить, мне не надо.

Мы пролезли через довольно узкий лаз в первый зал, где лежала тетрадь, в которую записываются все уходящие и выходящие, чтобы в случае чего знать, где кого искать.

Пещера Анну поначалу разочаровала. Во-первых, сама по себе старая заброшенная каменоломня намного менее красива чем естественная пещера со сталактитами и сталагмитами, во-вторых, все ходы на второй-третий ярус оказались засыпанными. Даже окаменелостей в стенах не особенно найдёшь. За окаменелостями я предложил сходить в более современный известняковый карьер, на другом берегу.

Но после того как Доцент провёл группу по достопримечательностям пещеры, она изменила своё мнение.

— С геологической точки зрения это абсолютно неинтересный объект, но забавный культурный феномен.

Опытных спелеотуристов заинтересовали имеющиеся на трёхмерной модели второй и третий ярусы каменоломен. По показаниям гравилокатора там были вполне проходимые коридоры, не заполненные ни глиной, ни каменной насыпью, ни водой.

Боцман предложил:

— А давайте вот этот шкурник раскопаем. Его никто последние десятилетия не рассматривал как проход вниз. С тех пор как двадцать лет назад отрыли Кошачий Лаз, никто вообще и не подозревал что здесь есть второй и третий ярусы.

— Я бы поостереглась без более детального исследования, — возразила Анна. — Это однолайтовая, по вашему счёту двадцатисантиметровая съёмка орбитальным гравилокатором. Трещиноватость известняка по ней практически не читается. Для оценки риска обрушения надо по крайней мере ультразвуковую локацию провести. А оно тут чревато, ну как в резонанс попадёшь.

— А у тебя с собой есть чем? — заинтересовался Боцман.

Анна тяжело вздохнула и полезла в рюкзак. Оттуда она вытащила что-то вроде обычного вантуза, только с ручкой толщиной сантиметров восемь, воткнула в разъём на ручке какой-то проводок, второй конец которого подсоединила куда-то к скафандру.

— Почему у тебя этот прибор с собой? — удивился я. Габариты рюкзака Анны были достаточно невелики, и то, что там удалось выкроить место для достаточно громоздкого оборудования меня удивило. Вроде же она в Москву летела по музеям ходить, а не полевыми исследованиями заниматься.

— По ТБ. Лезешь под землю, надо иметь с собой что-то, что позволяет видеть через слой камня.

— А вообще в Москву ты его зачем потащила?

— Ну ты же не удивляешься что у меня с собой аж три вычислительных устройства и горный компас. Для нас ультразвуковой геолокатор столь же обычный прибор, как и геологический молоток.

— Но ведь молотка у тебя нет.

— Есть. Просто у него ручка телескопическая, и в сложенном состоянии короче этого прибора.

Она потыкала локатором в стену, внимательно всматриваясь в то что показывалось на стекле её скафандра, потом отошла на пять метров в сторону и потыкала там.

— Знаете, ребята, а если мы пробежимся сейчас по заведомо доступным коридорам, и сделаем ультразвуковую съёмку всего, что даёт разные оттенки на гравитационной томограмме, мы ведь получим куда более надёжные данные, чем есть сейчас.

Мы расселись кружком вокруг планшета, куда была выведена схема первого яруса, где порода вокруг коридоров была раскрашена в разные цвета и стали составлять маршрут.

Получилось добрых пятнадцать километров с тремя десятками точек зондирования. И обход этого хозяйства у нас занял, наверное весь субботний день. Впрочем, пещерные жители часов не наблюдают, и при встрече приветствуют друг друга просто словом "Доброго", намекая на то, что под землёй нет ни утра, ни вечера.

В выходные народу в Сьянах много, и за время нашего маршрута нам пришлось обмениваться подобными приветствиями с, наверное, парой десятков групп. Естественно, кроме приветствий обменивались и новостями. Поэтому о появлении трёхмерной модели системы, где показаны никому не известные второй и третий ярусы, стало известно всем.

Наконец мы прошли наш маршрут и устроились на привал в той камере, где Доцент предполагал это сделать изначально. Зашипел примус, грея воду для макарон с тушёнкой. Пока ребята занимались готовкой, мы с Анной занялись обработкой результатов. В принципе, все данные ультразвукового зондирования уже были где-то в недрах её носимой электроники, но и я кое-какие наблюдения по маршруту успел сделать и занести в обычный бумажный полевой дневник. И вот она мне вручила свой планшетный компьютер, переключённый на русский язык, чтобы я эту информацию внёс на схему. А сама, пользуясь экраном шлема занялась привязкой своих измерений. Потом мы некоторое время крутили на экране разные разрезы, построенные машинкой по данным и спутников, и сегодняшних замеров, кое-где даже поспорили, потому что локаторы локаторами, но это моя планета, которую я изучаю больше десяти лет и про подмосковные известняки знаю кое-что, чего Анна не могла за неделю вычитать из учебников.

В итоге, когда ужин был готов и съеден, мы предъявили ребятам результаты наших работ. Модель дополнилась информацией о том, где обвалоопасные коридоры, а где можно хоть взрывные работы проходить, пятью точками, где можно вскрыть водоисточники с приличным дебитом и десятком мест, где имеет смысл прокопаться в новые участки пещеры, отделённые от известных забутовкой или обвалом. Причём не только во второй-третий ярус, но и на первом.

После отдыха, когда по нашим прикидкам на поверхности уже начался воскресный день, Анна засобиралсь на поверхность. Ей было интереснее посетить обещанный мной карьер с окаменелостями, чем наслаждаться тишиной и мраком подземелья, ради которых сюда чуть ли не каждые выходные спускался Доц со своей командой.

К выходу мы с ней отправились вдвоём. Доц нас спокойно отпустил, решив что два профессиональных геолога, да с такой картой не заблудятся. И мы действительно добрались до Кошачьего Лаза без приключений.

Выбравшись на поверхность, Анна стащила с себя скафандр, разложила его на земле в полный рост, потом выпрямилась, подставляя обнажённое тело солнечным лучам и ветру.

Потом, вздохнув, начала одеваться в обычную одежду.

Когда мы уже покинули окрестности входа в пещеру, и пошли в сторону карьера, обсуждая подземное путешествие и подземных завсегдатаев, она вдруг сказала:

— Как похожу в скафандре, так мне гигиеническая система натирает в интимных местах и секса хочется. Тебя что ли соблазнить?

— Я не против, но ведь я для тебя абориген, чужак.

— Я тебе уже говорила что почему-то воспринимаю тебя как своего. И даже слегка удивлялась что ты держишь со мной дистанцию.

— Не знаю как это у вас устроено, но у нас вокруг секса накручена уйма всего. Некоторые даже говорят, что это-де «основной инстинкт» потому что на нём построена вся человеческая социальность. Для меня как-то это всегда было заявкой на длительные отношения, поэтому я и не предпринимал никаких шагов, зная что через несколько дней ты улетишь навсегда.

— У нас с этим гораздо легче. Кстати мне уже не стать первым членом экипажа, имевшим тесные контакты с аборигеном. Ларс, обормот, уже соблазнил какую-то девицу из сотрудников космодрома Куру. Ему видите ли там скучно сидеть, пока научный состав где-то по планете шляется.

— Ты так говоришь, как будто он твой постоянный парень.

— Это я его постоянная девушка. Тут дело такое, у нас в экипаже девять мужчин и три женщины. И так получилось что Утта Ларсу мать, а Элла — сестра. Причём полнокровная, и по матери, и по отцу. И хотя в космической экспедиции никакое продолжение рода невозможно, запрет инцеста у нас в культуре сидит слишком глубоко. Поэтому ему из всех женщин экипажа доступна только я.

— Ты меня окончательно запутала. Хотя вроде весь ваш экипаж я на видеоконференции видел, но что там с отношениями я совсем не понимаю.

— Ну вроде тебе это и не надо.

Приглашение

На краю карьера мы устроили привал, и стали готовить обед из воды, набранной во фляги из небольшого родника на берегу Пахры.

Пока закипала вода в котелке на складном мангале, Анна вытащила большой планшетный компьютер и разбирала почту, накопившуюся за то время, пока под землёй спутниковая связь была недоступна.

Вдруг она повернулась ко мне:

— А тут от кэпа предложение для тебя.

— Какое?

— Ну возникла идея, что в работах на планетах вашей системы должен участвовать кто-то из аборигенов. И первым приглашают тебя. Как-то все остальные с кем работали наши ребята в разных странах имеют менее подходящие специальности. Тебе интересно?

— Спрашиваешь! Я можно сказать всю жизнь мечтал побывать на других планетах. Но в нашей цивилизации космическая экспансия как-то застопорилась. И, думаю, у начальства не будет никаких возражений. У нас сейчас готовы отпустить сотрудника куда угодно, лишь бы за билеты и проживание там платила принимающая сторона. Завтра надо будет через чиновника из МИД послать официальную заявку. Чтобы мне оформили командировку.

Стажёр

Мы построим лестницу до звёзд

Мы пройдём сквозь чёрные циклоны

От смоленских солнечных берёз

До туманных далей Оберона.

Ю.Визбор

Куру

С оформлением командировки мне пришлось возиться до среды, а Анну в это время взяли в оборот девчонки из лаборатории и показывали ей в Москве что-то, что мне не пришло бы в голову ей показать.

А в четверг с утра мы с ней доехали на электричке до Жуковского, предъявили пропуск на КПП аэродрома и скоро оказались на борту небольшого аппарата обтекаемой формы.

В нем сидел парень, примерно ровесник Анны. Он, конечно был на видеоконференции, но я его там не запомнил. Поэтому Анна представила его мне ещё раз:

— Это Ларс, второй пилот. Тот самый, который сын кэпа и Утты.

— Ты уже рассказала Виту подробности сложных родственных отношений в нашем экипаже? — спросил Ларс. Перевод его речи на русский язык раздавался откуда-то из пульта управления.

— Нет, — ответила Анна тоже на родном языке, и тоже я услышал переведённую машиной реплику. — Так, пару раз упомянула. Сначала надо его научить нас понимать без железяки.

— Ладно, — вздохнул пилот. — Полетим не спеша, изображая баллистическую траекторию. Так что лететь нам примерно получаса.

В полёте Анна и Ларс непринуждённо болтали, а я в основном смотрел на экран. Всё-таки видеть Землю в виде шарика своими глазами мне ещё не приходилось. Правда, конечно это был экран, а не окно. Но что делать, если у них такие катера.

Где-то над Азорскими островами Анна начала расспрашивать Ларса про подружку, которую он себе завёл в Куру. Тут я влез в разговор:

— А вы эту Жюли не собираетесь как меня, пригласить в круиз по Солнечной Системе?

— Не-а, — с сожалением ответил Ларс. — Она по специальности техник по ракетам. Какой от неё прок на гравилёте? А с неё после возвращения будут трясти информацию о нашей технике. Которую надо изучать не год и не два. Так что увы. Не достанется французам никакой технической информации. Вот корейцам папа подарил учебник по физике плазмы для навигационных факультетов космоходки.

— А зачем навигаторам курс физики плазмы? — удивился я.

— Ну как же, — пустился в объяснения Ларс, который как я понял этот самый навигационный факультет закончил перед самым выходом в этот рейс, — вот входишь ты в атмосферу на второй космической скорости. И тут же вокруг тебя та самая плазма. Сейчас будем тормозиться перед посадкой, сам увидишь, хотя у нас скорость и суборбитальная.

— А зачем это корейцам?

— Ну у них ракетная программа, и есть проблема с возвращением головных частей.

— В смысле боеголовки?

— Ну может боеголовки, может спутники дистанционного зондирования со светочувствительной плёнкой. Нам-то какая разница? Нам как-то очень не понравилось то, что ваши космические державы пытаются всеми силами воспрепятствовать развитию в Северной Корее космических технологий. Это же была твоя идея — включить в список получателей нашей информации Северную Корею наряду с Кубой. Ну мы слегка изучили вопрос, какой информации им не хватает и выдали им в первую очередь пачку руководств по терраформированию. У них там явная нехватка сельскохозяйственных земель, а те способы мелиорации которые они там применяют, могут привести к катастрофе в первое же дождливое лето. Ну и вот этот учебник для космоходок тоже. А кубинцам мама выдала что-то по медицине. Причём совершенно начального уровня. Чуть ли не школьные учебники по физиологии и гигиене.

Тем временем мы вошли в атмосферу, и ещё через несколько минут приземлились на космодроме Куру. Ни невесомости, ни перегрузок я так и не ощутил. На площадке стоял веретенообразный аппарат, размером примерно с фюзеляж от очень большого самолёта, вроде «Мрии». Об антоновских транспортниках напоминало многоколёсное шасси, которым корабль опирался на бетон.

Ларс посадил катер буквально в нескольких метрах от носа этого корабля.

Открылась носовая аппарель, и катер, слегка приподнявшись над площадкой, медленно вплыл в трюм, где был моментально зафиксирован какими-то выдвинувшимся из палубы рычагами, даже раньше чем пассажиры и пилот успели его покинуть.

— Ларс, займись нашим гостем, — сказала Анна. — А я пойду приводить себя в порядок.

И тут же исчезла за дверью, ведущей куда-то из трюма-ангара.

Ларс проделал какие-то манипуляции с пультом, убедился, что экран погас, вывел меня из катера и закрыл дверь. После чего мы последовали за Анной, видимо в жилые помещения корабля.

Сначала мы зашли в достаточно большое узкое помещение, где с одной стороны был ряд шкафов, а с другой какие-то странные невысокие люки в два ряда. Между тем и другим были в видимом беспорядке разбросаны надувные кресла и сделанные из непонятного материала столики.

— Это кубрик, — пояснил мой спутник, переводя реплику на русский язык с помощью коммуникатора, который он вынул из поясного чехла и держал в руке, — сейчас найдём тебе свободный шкаф и спальную ячейку. Бросишь туда свой рюкзак и пойдём покажу где берут повседневную форму.

Через несколько минут я уже принял душ и переоделся в светло-серый комбинезон. В душевой мы столкнулись с Анной, которая после двух недель пребывания среди землян приводила себя в порядок почти по той же программе, что и я. Только её спальная ячейка её ждала, зато ей надо было повесить на место скафандр и отнести в куда-то всякие приборы.

После переодевания меня потащили в корабельный лазарет, где Ларс познакомил меня с Уттой. Если бы я не знал, что Утта эта его мама, принял бы за свою ровесницу. Она была заметно полнее Анны, и волосы у неё были каштанового цвета, постриженнные коротко, почти по-мужски.

Лазарет мне понадобился потому, что необходимо было изучить язык с помощью аппарата прямой записи в мозг. А он был частью медицинского оборудования.

Из лазарета я вышел через несколько часов, когда тропическое Солнце за бортом уже перевалило за полдень. Если учесть что прилетели мы в Куру на рассвете, то это было немало. Зато теперь я не нуждался в электронных устройствах для того, чтобы общаться со всеми членами экипажа.

Правда у Утты было своё мнение по поводу электронных устройств. Поэтому немедленно после лазарета она отвела меня к Элле, заведовавшей корабельными компьютерами. Та была на неё очень похожа, видно, что близкие родственницы. Но гораздо стройнее. Элла выдала мне такой же складной компьютер, какой я уже видел у Анны, и обещала что с меня не слезет, поскольку из отчётов Анны поняла, что я разбираюсь в земных компьютерах. А у неё в процессе изучения собранной информации накопились вопросы.

Потом меня повели представляться капитану. Капитана звали Тарн, он был худощавым, жилистым мужиком лет сорока-сорока пяти на вид.

Общались мы с ним в ходовой рубке. В принципе, ничего особо интересного я ему рассказать не мог. Но желание пообщаться с новым членом экипажа вполне понимал.

Не успел я рассказать ему свою версию похождений Анны в Москве, как зазвенел звонок, на одном из экранов вспыхнули крупные буквы «Сирд».

— Принять! — коротко бросил капитан, и на экране вместо букв появилось лицо того инопланетянина, которого я запомнил по видеоконференции как разгромившего идею подарить землянам несколько инопланетных компьютеров.

— Тарн, тут начались неприятности. Похоже, местные спецслужбы наконец осознали кто мы такие и приняли решение действовать. Собирай всех на борт возможно скорее. Пока речь не идёт о том, чтобы плевать на местных военных и летать без согласования, но нужно начать всех собирать.

— Какая очерёдность, если что?

— Анна, Ильк, Дарт, Берт, Кесс.

— Анна к счастью уже на борту. А ты?

— Начни согласовывать рейс катера в Хьюстон. А я попробую добраться своим ходом. Они этого не ожидают, и может мне удастся их обмануть.

На этом месте Сирд прервал разговор, а капитан предложил мне отправиться в кают-компанию и пообедать. В кают-компании я наткнулся на Анну, которая уже расставила на длинном столе свои тарелки.

— Приятного аппетита, — пожелал ей я.

— Спасибо. Это ваш обычай такой, желать аппетита тому кто ест?

— Ага. Покажи мне, кстати, где тут что.

Анна показала мне как пользоваться местным кухонным автоматом, который выдавал готовые блюди из списка. А также показала термостат, в котором стояла большая кастрюля:

— Это Ларс сегодня постарался, приготовил свой любимый суп. Видимо Жюли похвастаться нашей кухней хотел.

В этот момент у неё на поясе зазвонил коммуникатор.

— Вот и он. Как у вас говорят, лёгок на помине. Что? Ну что делать... Понимаешь, Вит, хотела свалить на Ларса показ тебе нашего корабля. Но тут кэп его в Китай отправляет за Ильком. Придётся мне тобой самой заниматься.

В результате после обеда мы с ней отправились в помещение, название которого на русский язык можно перевести как камералка. Некая общая рабочая комната, где научный состав экспедиции занимался обработкой собранных материалов. Лабораториями тут назывались небольшие каморки, примыкавшие к камералке, где были установлены всякие приборы для анализа образцов.

Анна посадила меня за стол со стационарным экраном, вывела на экран учебник по полевой планетологии и велела читать и разбираться, не стесняясь задавать вопросы.

— Гипнотический курс языка, это, конечно хорошо, — объяснила она. — но это уровень общеобразовательной школы. А со специальными знаниями тебе придётся разбираться самому. В тех пределах, в которых у тебя эти знания есть, это легко. Семантическая сеть достраивается при однократном прочтении учебника. Вот дальше — сложнее.

Сама она села за соседний стол и занялась, похоже, составлением плана работ на Марсе, насколько это было возможно, по данным собранным земными космическими аппаратами.

Так прошло часа два.

Потом в камералку зашёл мужчина, выглядевший лет на десять старше капитана, одетый в такой же комбинезон, какие носили все на корабле.

Анна вскочила и бросилась ему на шею.

После короткого, но бурного приветствия, она представила его мне.

— Знакомься Вит, это Ильк, мой руководитель и вообще главный геолог экспедиции.

— Так это ты и есть мой новый стажёр? — спросил Ильк.

Я кивнул.

— Ну что же, посмотрим на что ты способен.

Ильк устроил мне импровизированный экзамен по петрографии, минералогии, тектонике и вообще всему, что во внутреннем устройстве планет одинаковое что на Земле, что на Йоре, что на Марсе с Меркурием.

Результаты его похоже удовлетворили. А я сделал себе заметки в памяти, какие разделы учебника мне следует читать повнимательнее, поскольку тут наука на Йоре продвинулась куда дальше земной.

Пока мы беседовали, в камералке появились ещё люди, сначала Дарт, которого привёз на втором катере Пинс, вообще-то числившийся в экипаже не пилотом, а механиком, потом Берт и Кесс, которых Ларс забрал из Европы одним рейсом.

— А где Сирд? — спросил Кесс. — Это же по его команде нас выдернули из тех мест где мы проводили экскурсии.

Берт сел за компьютер, и после нескольких действий вывел на экран фотокарту Карибского моря, на которой был отмечен одинокий флажок, медленно ползущий к Тринидаду.

— Похоже, что с территории США он успешно выбрался, — сказал я, заглянув к нему через плечо. — От Тринидада досюда примерно тысяча километров или пять тысяч этих ваших килолайт. И Тринидад немножко не то место, где ПВО способно помешать вашему катеру забрать человека безо всяких согласований.

Берт вызвал на связь капитана. Как он это сделал, я не понял, но на экране перед ним появилось капитанское лицо. И видно было что капитан видит весь научный состав, плюс Ларса, сгрудившихся за спиной Берта.

— Как там от Сирда есть новости?

— Только что он звонил и сообщил что будет в Порт-оф-Спейне через час. У него есть билет на ночной рейс до Парамарибо, и он полагает что за четыре часа ожидания в Парамарибо те, кто стоит за задержками согласования рейса нашего катера в Хьюстон, не успеют спохватиться. А вот в Парамарибо его скорее всего придётся подбирать. Рейс до Кайенны только завтра в обед. На местной наземной машине доехать быстрее было бы.

— Я бы рекомендовал все же подобрать его на Тринидаде, — влез в разговор я. — Четыре часа это слишком много, американцы вполне могут устроить какую-нибудь пакость силами местной полиции. Для этого наши системы связи вполне достаточно развиты. А вот если прилететь на катере к восточному побережью Тринидада на малой высоте, а потом пройти над дорогой, притворяясь автомобилем, можно оказаться у аэропорта через час с небольшим, не насторожив радаров. Это если на дороге мы будем соблюдать скоростной режим. А так через полчаса.

— Ларс, — сказал капитан, — слетайте что-ли вдвоём с Витом.

— Берт, — поинтересовался молодой пилот, — у тебя есть какие-нибудь данные про местные радары?

— Ну-как, гляну. Тут пока я в Швейцарии по горам гулял, Элла столько данных насобирала... Смотри.

— Ага, аэропортовый радар в Порт-ов-Спейне мы легко обманем. А здесь, в Куру, конечно, техника посовершеннее, но здесь нам и прятаться не надо. Гастон уже ушёл домой, и вряд ли даже завтра заметит что рейс в Порт-оф-Спейн не согласован.

Техника маскировки у йорцев была несколько лучше, чем я ожидал. Когда Ларс припарковал катер на парковке аэропорта Пуарко, и я вышел из него встречать Сирда, обернувшись я увидел обычный микроавтобус, ситроеновского что-ли производства. В общем какой-то французский.

Встречать Сирда Ларс отправил меня. Во-первых, потому что у меня была земная одежда, а он сидел в катере в скафандре, во-вторых, он мог легко воспользоваться любыми системами, имевшимися на катере, а я ещё не пытался учиться управлять этой машиной.

Когда совершенно обычный незнакомый земной парень обратился к нему на йорском языке, Сирд вздрогнул. Но сделав некоторое мысленное, усилие, видимо вспомнил видеоконференцию, в которой я участвовал.

— Ты что ли русский стажёр-планетолог? — спросил он вместо приветствия.

— Да, это я. А вон тот микроавтобус — это ваш катер. Пошли быстрее.

Только мы успели закрыть за собой дверь катера, как на парковку аэропорта въехали, завывая сиренами, целых три полицейских машины.

— Сдаётся мне это по нашу душу, — сказал я.

— Спокойно, — ответил Сирд. — Пока они тут меня будут в зале ожидания искать, мы уже будем над океаном.

— Давай, поворачивай налево, — скомандовал я Ларсу. — Тут до залива Париа гораздо ближе, чем до океана. А над заливом уходим по баллистической траектории. Баллистические ракеты им тут перехватывать нечем.

И через пятнадцать минут мы уже загоняли катер в ангар корабля.

Весь экипаж собрался в кают-компании. Тарн всех пересчитал, убедился что никто не забыт. Меня несколько удивило то, что не осталось ни вахтенного в рубке, хотя перед этим сам Тарн торчал там весь день безвылазно, ни вахтенного в машинном отделении, хотя корабль явно был уже не в стояночном режиме, палуба под ногами слегка подрагивала от работы каких-то механизмов, слышалось негромкое гудение вентиляторов.

Капитан взял обычный карманный коммуникатор и позвонил Гастону, который видимо был главным куратором инопланетян со стороны французских властей.

Гастон уже явно был дома, но ещё не спал. По местному времени было около девяти вечера.

— Гастон, тут сегодня непонятной силой в США, возможно тамошними спецслужбами, была предпринята попытка похищения члена нашего экипажа. Поэтому я принял решение сократить пребывание нашего корабля на Земле. Я экстренно собрал весь экипаж на борту, включая стажёра из России, и мы взлетаем через пятнадцать минут. Большое спасибо за ваше гостеприимство. Передавайте Жюли привет от Ларса. Пока мы будем в Солнечной Системе, надеюсь поддерживать с вами радиосвязь.

— Это как-то внезапно, — удивился Гастон. — Вы не могли бы рассказать подробности.

— Пожалуйста, — улыбнулся Тарн и достаточно подробно изложил историю побега Сирда из США.

На следующий день Гастон пришёл в офис, как обычно, к восьми утра и обнаружил e-mail из Парижа в котором от него настоятельно требовали под любыми предлогами задержать отлёт инопланетян.

Он ответил, что это увы, невозможно, так как корабль стартовал вчера в 21:15 местного времени.

«У капитана Тарна замечательное чутьё на опасность», — подумал он.

Через несколько минут после этого ему позвонил офицер Сюртэ, курироваший космодром:

— Гастон, что ваш микроавтобус вчера делал в Порт-оф-Спейн? И как он туда попал? Мне тут звонят из полиции Тринидада и сообщают, что некий персонаж на которого дали ориентировку американцы, был увезён из тринидадского аэропорта именно этим автобусом, есть совершенно чёткая запись с камер наблюдения, но после выезда на шоссе между аэропортом и городом автобус бесследно испарился.

— Ах, значит вот как. Объясняю. Подозрительный тип, на которого дали ориентировку американцы — член экипажа инопланетного космического корабля. Не знаю что за чёрная кошка пробежала между американцами и инопланетянами, но вчера они срочно собрали всех своих людей из разных стран на борт и, как только последний оказался на корабле, улетели.

Вот этот последний как раз гостил в США. Американцы чуть ли не семь часов не могли согласовать рейс инопланетного катера в Хьюстон, хотя раньше это делалось за пятнадцать минут или около того. Пока суд да дело, этот инопланетянин честно купил билет из Хьюстона в Кайену с пересадками в Порт-оф-Спейн и Парамарибо, и честно улетел из США.

Пограничный контроль его, естественно прошляпил, потому что никто и подумать не мог, что он воспользуется обычным рейсовым самолётом.

Но ты же знаешь, какие у нас тут на Карибах стыковки рейсов. Инопланетяне резонно решили что за четыре часа ожидания в Порт-оф-Спейн и тем более, за четырнадцать в Парамарибо, американцы очухаются. Кстати они уже попытались надавить на меня через Париж. Но было поздно.

Инопланетяне послали в Порт-оф-Спейн свой катер, который умеет летать и на гиперзвуке, и по баллистическим траекториям. Как выясняется, скользить в нескольких сантиметрах над дорогой, притворяясь обычной машиной он тоже умеет. Ну и чтобы не смущать жителей Тринидада необычным видом транспортного средства, они его замаскировали голограммой первой попавшейся машины, подходящей по размеру. А что им могло попасться на территории космического центра Куру? В результате они собрали весь экипаж на борту вчера в девять вечера, позвонили мне, попрощались и фьюить.