Golden Dragon (Эйлиан Инглориэль)

РЫБАЧКА

(II эпоха, около 500 года, Эриадор, южнее Линдона)

...Был золотом звенящим твой напев
Во славу Королевы Королев —
Теперь безумцу бедная рыбачка
Внимает, на песке у ног присев.
Ниенна

...А через год иль через полтора...
О.Леденев

Какое промозглое утро.

Стоял конец марта. С моря, нагоняя тучи, дул влажный ветер. Негреющее мартовское солнце еще не взошло, и побережье затянуто буровато-блеклым туманом. Мокрый песок, серый от влаги, вытягивал тепло из ступней.

Но Райна привыкла. Проверить переметы, выставить лески, поменять наживку — и снова домой, в тепло, где горит очаг и на стенах висят ковры. Пусть она не богата — ей, одной, много ли нужно?

А то, что холод — так это не страшно, она с детства живет у моря, и студеный берег ее не пугает.

Сейчас она скинет туфли и босиком войдет в мартовскую воду...

У кромки прибоя кто-то сидел.

Сначала Райна испугалась, увидев черную фигуру. Потом успокоилась. Вторжение в ее нехитрые рыбацкие снасти казалось ей делом сомнительным, тем более неизвестный сидел неподвижно, как камень. Может, он удит рыбу? Здесь? В марте? Или он замерзнуть хочет?

Она подошла поближе. Незнакомец не шевелился. Он сидел к ней спиной, непривычно прямо, замерев на песке. Длинные черные волосы блестели в утреннем свете.

Она сняла туфли. Песок уже начал набиваться в них. Ступни сразу захолодели, но далеко холод не пройдет. А вот он сидит на песке... Бр-рр.

Совсем бр-рр. Потому что одежда неизвестного представляла собой изорванные черные лохмотья. Господи, может, он уже замерз?

Она подошла и присела рядом.

Неизвестный не повернулся к ней. Но он был жив. Он смотрел на море ничего не выражающим взглядом. И Райну поразила красота его застывшего лица.

Эльф!

Черные волосы лежат на плечах спутанной массой. Черты лица необыкновенно тонкие, но оно так запачкано, что цвет кожи трудно определить. Глаза ввалились, губы обветрились, щеки запали. Сидит, и потому трудно определить рост, но, кажется, очень высокий.

Она положила руку на его открытое запястье. Его кожа была холодна, как мрамор. Говорят, эльфы не простужаются... но неужели они не страдают от холода?

Он медленно повернулся к ней.

Она отвела взгляд. И смутилась. Как полагается разговаривать с эльфами?

Он снова перевел взгляд на море.

— Что ты там ищешь?

— Память.

Какой странный у него голос. Трудно описать словами.

— Ты замерзнешь здесь.

По его лицу пронеслась тень удивления:

— Ну и что?

Вздохнув, она встала и отправилась проверять свои снасти. Ночь принесла немало рыбы. Ноги замерзли, и пора назад, в тепло своего дома.

А он все так же сидит и смотрит на море.

— Пойдем со мной.

Он молчал. Она настаивала:

— Ты совсем замерзнешь. Пойдем со мной. Я тебя накормлю, ты сможешь вымыться в горячей воде и выспаться в теплой постели.

— В горячей воде? — Он как будто мучительно вспоминал, что это такое.

— Сколько угодно! С одеждой сложнее... — Она призадумалась, а потом решила, что всегда можно придумать что-нибудь. — Ничего. Пойдем. А то мне тоже холодно. Но я хоть двигаюсь, а вот как ты-то тут сидишь?

Он обернулся к ней с выражением недоумения, потом опустил взгляд. Его голова склонилась на руки... потом он встал...

И ей показалось, что на нем не лохмотья, а королевское одеяние.

Как высок! Люди такими не бывают. Да и те немногие эльфы, которых она видела раньше, куда ниже ростом.

И держится, словно принц. Осанка, движения...

Он оглянулся и что-то подобрал. Это была арфа, полузасыпанная песком. Он бережно смахнул с нее песок, посмотрел на Райну и кивнул.

* * *

Весело гудит огонь в очаге, разбрасывая по стенам оранжевые бегучие отсветы. Мысленно благословляя своего умершего мужа, который оставил ей этот дом, Райна поставила греться воду и быстро разогрела обед.

"Как бы он не набросился на еду, как те изголодавшиеся рыбаки после шторма. После такой голодовки надо быть очень осторожным. Интересно, сколько он не ел?"

Она принесла ему тарелку с супом.

— Ешь потихоньку. Тебе нельзя сразу много. Я тебе потом еще принесу.

Он съел суп, спокойно и быстро, как будто и не голодал. Но было ли то хорошее воспитание или неимоверное владение собой, ясно было, что сил у него нет.

"Ничего. Отоспишься, согреешься, еще поешь — и все будет хорошо. Интересно, почему я так о нем забочусь? Жалко его. А мне тоскливо. С тех пор, как умер Карим, в первый раз кто-то оказался у меня дома..."

— Пойдем со мной.

Он покорно поднялся, по-видимому позволив делать с собой все, что ей вздумается.

Она взяла его за руку... и его лицо посерело. Хотя, казалось бы, дальше уже невозможно.

— Что с тобой?

— Мне больно. Отпусти.

Недоумевая, она отпустила его руку. Эльфам причиняют боль прикосновения людей? Непонятно.

Он поймал ее недоуменный взгляд и протянул ей раскрытую ладонь.

— Ох! Откуда это?

— Из прошлого.

— Как из прошлого? Совершенно свежий ожог.

Она принесла мази и бинт.

— Давай руку.

— Не нужно.

"Как маленький..."

— Ты сейчас пойдешь мыться. Тебе станет больно от горячей воды, если не завязать руку.

Его губы дрогнули в подобии улыбки.

Она осторожно промыла и перевязала ему ладонь, гадая, за что можно так схватиться.

"Он, кажется, не в своем уме. Эльф, нищий, безумный... ну и личность мне попалась. Чего я с ним вожусь? Но нельзя же было оставить его замерзать."

* * *

Серое утро уступило место такому же серому дню. Незнакомец спал ничком на постели, волосы разметались и укрыли лицо и худую руку. До постели Райна его еле дотащила. В купальне он невольно расслабился, и воля — или что там его поддерживало — слетела с него, и Райна благодарила Бога, что догадалась не уходить. Он почти не мог даже сидеть. Но зато он окончательно согрелся и моментально уснул, уткнувшись лицом в сгиб локтя, почти так же неподвижно, как сидел утром на берегу.

Райна потеплее укрыла его. Отвела волосы с лица. Его кожа оказалась ослепительно белой, такой кожи она раньше не видела и у эльфов. Невероятно красивый... и совсем беззащитный. Пусть спит, постель такая мягкая, он, должно быть, долгое время такой не видел...

Он проснулся только на следующее утро. Райна уже собиралась идти смотреть свои переметы.

— Спи, еще совсем рано.

— Мне надо идти.

Она остолбенела.

— Куда?

— Дальше.

— Послушай, — она собралась было говорить сурово, но вовремя остановилась, — "дальше" ты пойти успеешь. Ведь ты вчера на ногах не стоял. И одежды у тебя никакой нет. Лохмотья твои я вчера сожгла — больше они ни на что не годились. Ты давно бродишь так?

— Много сотен лет.

— Понятно. — В голове у нее это не укладывалось, и она решила принять как есть. — Поживи у меня некоторое время. Хотя бы пока рука не заживет.

— Она не заживет.

— Почему бы это? Ожог, конечно, сильный. Где ты так обжегся?

Ответа она не поняла.

— Ну ладно, спи пока что, мне надо на берег. Я скоро вернусь.

Она улыбнулась и убежала.

* * *

Одежда ее умершего мужа была незнакомцу коротка, и она потратила немало времени, чтобы подогнать ее для него. Конечно, получилось не ахти как, но пока сгодится, а там она что-нибудь сошьет или купит.

Он вошел в кухню, и Райна тихо ахнула. Ей вспомнилось вчерашнее видение: он в королевском одеянии. Тогда оно лишь мелькнуло, а теперь он действительно стоял, словно владыка. Блестящие волосы спадали до середины спины, казалось, чересчур тяжелые для такого тонкого лица. И красота его была уже не беззащитная — грозная. Красота штормового ветра.

Потянулись дни. Незнакомец прижился в доме Райны. Одинокую рыбачку мало кто беспокоил, и редкие визитеры не натыкались на странного жильца, который, как правило, уходил в сад.

Неожиданно ему там понравилось. Однажды он наблюдал, как она работает в своем маленьком садике, и вдруг взял лопату и стал помогать.

— Ты что, у тебя рука больная!

— Неважно.

И сад расцвел этой весной неожиданно пышно, а Райна могла спокойно заниматься своей рыбной ловлей. Она порядком разбогатела за какие-то два месяца. Так что вопрос с одеждой для незнакомца решился легко. Эта маленькая забота радовала Райну: черный цвет так шел к его белой коже, пышным черным волосам и серым глазам, в которые Райна почему-то боялась заглядывать.

Ее беспокоило только одно. Ожог на ладони незнакомца не заживал. Она попыталась было пару раз перевязать его, но третью попытку незнакомец решительно отверг. А на вопросы, давно ли он обжегся и чем, он отвечал непонятными словами.

Его имени она не знала. В их неуклюжих разговорах достаточно было "ты".

А в комнате Райны стояла арфа. Почему-то Райне не хотелось ее ему отдавать.

* * *

Такой кавалькады Райна за все свои двадцать девять лет не видела.

Сначала появилась пыль. Пыль и одновременно шум. Гадая, когда теперь вернется к берегу перепуганная рыба, Райна вглядывалась в клубы пыли над горизонтом.

Потом клубы распались, и стали видны всадники на горячих веселых лошадях. Прогулка... Эльфы? Из Линдона?

Впереди ехала на белой лошади женщина ослепительной красоты. Высокая, волосы сияют чистым золотом. И кожа — такая же белая, как у таинственного жильца Райны.


Артанис хотелось путешествовать. Линдон был очень мил... Но сколько можно сидеть в Линдоне!

Примерно так она и сказала Эрейниону, когда он мягко выразил свое недоумение ее желанием.

Она прекрасно знала, что любое ее желание будет выполнено. Любое... кроме некоторых. Эрейнион склонял перед ней голову и она вольна была делать, что хотела, но власть над Эльфами в Эриадоре учтивый сын Фингона держал крепко.

Что ж, это его право. Его наследство... доставшееся ему путем тяжелых утрат, и она презирала бы его, если бы он легко от этого наследства отказался. Это значило предать память Финголфина, память Фингона и Тургона... Она их помнила и почитала. Даже Тургона, которого не слишком-то уважала при жизни, почитала в смерти.

Вот только над ней он не властен. Она, Артанис, принадлежит к более старшему, чем Эрейнион, поколению. К тому же есть слова, которые оборвут любые претензии Эрейниона на власть над нею — "Свет Амана в ее глазах".

(Она не говорила себе, что есть еще одна причина, по которой Эрейнион и все его приближенные всегда говорили с ней исключительно учтиво. Все хорошо знали нелегкий нрав дочери Финарфина.)

* * *

Райна почему-то надеялась, что нежданные визитеры проедут мимо.

Если подумать, это было странно.

Но кавалькада подскакала к домику, и золотоволосая красавица спрыгнула с лошади прямо перед порогом.

Райна вышла на крыльцо.

— Приветствую тебя, леди, — сказала она.

— Приветствую тебя, госпожа, — отвечала та. — Не позволишь ли ты нам передохнуть немного у тебя? Путь дальний, день жаркий.

— Конечно... — растерянно пробормотала Райна, гадая, где же в ее домике поместится вся эта публика.

Однако "публики" оказалось не так уж много. Это Райне с непривычки показалось. Эльфов было всего лишь семь или восемь. Они тихо вошли в дом вслед за предводительницей, которую вел под руку сереброволосый эльф. Он был так же высок, как она, но его кожа была чуть темнее, и не так ярко сияли глаза.

— Проходи, леди, — Райна провела их в гостиную. — Садитесь, отдохните с дороги. Я принесу вам воды и фруктов. Вы голодны? Я займусь обедом.

— Благодарю, — ответила женщина, и Райна подумала, что незнакомка ей все больше и больше нравится. У нее такое нежное, "родниковое" лицо с неуловимой мимикой. Это, может быть, принцесса... — На этом пустынном побережье не так уж много мест, где могут оказать гостеприимство и чтут его законы. Как тебя зовут, госпожа?

— Я Райна, — чуть смущаясь, ответила рыбачка. Ее никто не называл "госпожа".

— А меня называют Галадриэль, дочь Финарфина.

Райна не так уж много знала об эльфах. Но трагическую историю рода Финве раз или два она слышала. И, конечно, те, кто бывал в Линдоне, рассказывали о легендарной Галадриэль, отважной принцессе из рода Финве, прекраснейшей и благороднейшей из эльфийских женщин.

Райна сообразила, что смотрит на гостью приоткрыв рот, и быстро справилась с собой.

— Для меня честь принимать тебя в своем доме, леди Галадриэль. Я еще никогда не говорила ни с кем из Эльдар рода Финве.

— И для меня честь — знакомство с тобой, госпожа Райна. Я рада слышать, что Эдайн знают о роде Финве.

— Я не из Эдайн, леди.

— Неважно, — улыбнулась Галадриэль.


Райна уже оправилась от смущения. Что-то в Галадриэль сразу располагало к ней сердца, если она этого хотела. Она рассказала Райне, что путешествует на юг вдоль побережья, потому что в Линдоне, конечно, хорошо, но тесно, скученно и шумно. Сообщила, что родилась у моря, и морское побережье ей дороже, чем самые роскошные города. Через полчаса они были почти подругами.

Галадриэль представила Райне своих спутников. Высокий сереброволосый эльф оказался мужем Галадриэли, принцем Келеборном. Остальные тоже носили звучные длинные имена.

Райна говорила с ними о пустяках, смотрела в их лица, такие же "родниковые", с неуловимо меняющимся выражением, как у Галадриэли, и ей было удивительно хорошо.


— Здесь жизнь простая, хотя порой бывает нелегко, — рассказывала Райна Галадриэли. — Я живу продажей рыбы и фруктов. У меня не такой уж хороший сад, но здесь, на побережье, фрукты — диковина.

— Хорошие фрукты, — улыбнулась Галадриэль.

— В этом году — да, хорошие. С тех пор, как у меня поселился эльф...

— Что?

— У меня поселился эльф. Весной. — Райне вдруг показалось страшно важным рассказать о нем Галадриэли. — Он немного не в себе. Мы встретились на берегу. Он чуть не замерз, и я взяла его к себе. Он чем-то похож на тебя — такая же белая кожа...

— Где он? — Расслабленное выражение слетело с лица принцессы.

— В саду, должно быть. Он всегда уходит в сад, если кто-то приходит.

Галадриэль вскочила.

— Где выход в сад?

Волна власти ударила Райну. Игра в равных кончилась. Рыбачка молча указала эльфийской принцессе на коридор, ведущий к задней двери.


Артанис вышла на крыльцо. Сад лежал перед ней полукругом. Слева и впереди — деревья, прямо перед ней — кусты, а справа — аккуратные грядки. Все это окружал дощатый забор.

И высокий, узкий черный силуэт, словно прорезь в яркой ткани сентябрьского сада.

— Торон...

Он обернулся раньше, чем прозвучало слово. Лицо — белый провал в черных волосах.

— Тэле.

— Торонья...

Она пошла было к нему, улыбаясь дрожащей улыбкой, но остановилась за два десятка шагов, как будто ее удерживала невидимая стена.

Стена была. Артанис вспомнила об этом и обрела самообладание. Она была Артанис Алатариэль, Галадриэль, дочь Финарфина и сестра Финрода Фелагунда, а он...

Он шагнул ей навстречу — словно черная игла прошила цветную ткань. Трава почти не приминалась под его ногами.

— Рада видеть тебя.

— И я тебя.

— Мы давно не виделись...

Они молчали и смотрели друг на друга. Артанис пыталась подобрать слова.

"Что с тобой, торон?"

"Зачем спрашивать? Ты видишь."

"Я не могу найти этому слов."

"А зачем слова?"

"Меня спросят — что я скажу?"

"Скажи, например, что я помешался."

"Кто поверит?"

"А мне-то что?"

Галадриэль нахмурилась. Он еле заметно улыбнулся и отвел взгляд.

— Разве ты... больше не поешь?

— Иногда мне хочется покоя.

Галадриэль вздохнула. Что еще? Дальнейший разговор был бы бессмысленным... или не был, что гораздо хуже.

Она повернулась и вошла в дом.

После краткого прощания, обмена любезностями и недоуменных взглядов Райны эльфы уехали.


— Она расстроила тебя? — спросила Райна у незнакомца.

Тонкие губы сложились в насмешливую улыбку.

— Она... нет.

— Она немного похожа на тебя. Я хочу сказать...

Он усмехнулся.

— Она — моя сестра.

— ЧТО?

— Поднимается ветер с моря, — невпопад сообщил он.

Ветер действительно поднимался, и Райна встревожилась. Обсудить неожиданно приоткрывшуюся тайну незнакомца можно было и потом, а сейчас надо бежать на берег, прибрать снасти.

А когда она вернулась, преследуемая хлестким дождиком, он сидел у окна, вглядываясь в серую моросящую пелену, и встретил ее тихими, тоскливыми словами:

— А я хочу есть.

И счастливая Райна кинулась на кухню, ощутив себя исполнительницей желаний. Остальные вопросы отступили.

* * *

Проходили дни и складывались в месяцы. Снег робко окрасил землю в белый цвет. А принц Эльдар по-прежнему жил в домике простой рыбачки, и была им дарована тишина.

Помоги мне забыть бесконечную ночь,
Где звенело железо, и в красном пожаре
Кричал я со всеми в горячем безумии
Страшные клятвы.

Но не найдено зелье, и я не забыл... (*)

* * *

И однажды в конце марта он сказал:

— Я ухожу.

Серое промозглое утро стояло за окном. Серый свет заливал комнату.

— У тебя так и не зажила рука.

— Я ведь говорил тебе, что она не заживет.

Сердце словно проткнули иглой, и она склонила голову, чтобы перестать видеть бледное лицо в ореоле черных волос.

Он подошел и обнял ее.

— Но почему?

— Что?

— Не заживает?

Он помолчал и спросил:

— Где моя арфа?

Да, это был час расставания. Она отправилась в свою комнату за арфой, и каждый шаг казался ей шагом по острым иглам. Не глядя, протянула ему инструмент.

Он взял арфу, и та, как живая, откликнулась на прикосновение. Чуть зазвенели струны — он выправил строй.

Она подняла голову. Почему так больно?

— Спой мне что-нибудь. Я никогда не слышала, как ты поешь.

Он посмотрел на нее... и отложил арфу.

— Я останусь. Ненадолго.


Минуты казались ей годами, а годы — минутами. "Короткий век лишает смертных блеска. Пушинкой — не заметив, пролетел."

Теперь она знала его имя, но оно не имело для нее никакого значения, как и вообще все кругом. Имело значение только одно: скоро ее краткий век должен кончиться, и однажды он кончился. Она стояла на пороге дома, а он уходил в мартовский серый рассвет.

Я отрекся от счастья, и все, что имел,
Я своими руками спалил безрассудно;
Я в море забросил поступки и помыслы,
В море забросил.

Но не найдено зелье, и я не забыл,
И брожу одиноко по берегу суши,
Меж небом и водами смысла ищу себе,
Жду окончанья. (*)

Ей хотелось только одного: чтобы он не оборачивался.

Но он обернулся и взглянул на нее. И вернулся.

Вошел в дом. Провел руками по струнам арфы.

...Серебряный свет луны
Коснулся зеленой листвы,
И в сумраке ночи вновь
Я слышу дыханье весны.

И вспыхнут в ночи костры... (**)

Голос взвился ввысь, вырвался из тесного домика в поднебесье и вернулся, заполнив все, что было в его стенах и в душе Райны, охватил ее разум и бросил его далеко-далеко, где были звезды, море, свет и беспредельный простор, и жизнь без боли и тьмы... жизнь без конца и края...

И больше никогда и ничего не было в жизни Райны.

...А через год иль через полтора,
Когда зима, гудя, продует щели,
И, как живые, злобные метели
Пойдут цепями по ковру двора,

Ты выглянешь в замерзшее окно
И медленно задернешь занавеску.
Скрип за спиною, обернешься резко —
Но в доме пусто. И в душе темно.

И ты меня не вспомнишь в этот день.
И ни в один из дней, ни до, ни после.
Хоть я, не ты, историкам запомнюсь.
Но ты живая. Я же — чья-то тень.

Не ты, но я чего-то совершал,
Я строил планы, складывал баллады,
Знакомился, вел войны и парады;
Дана мне вечность — я дышал, спеша.

Меня запомнят. Я один из тех.
А ты — всего лишь взгляд за занавеской.
Короткий век лишает смертных блеска.
Пушинкой — не заметив, пролетел.

И все же, через триста тысяч дней
Я об одном, наверно, пожалею:
Когда земля зимою заболеет,
Ты ни на миг не вспомнишь обо мне. (*)


(*) Стихи О.Леденева

(**) Стихи А.Рязанова

торон — брат
тэле — сестра (Синдарин). В языке Эльдар нет разницы между родными и двоюродными братьями и сестрами.