Я увидел ее издалека. Она шла по дорожке, которая вилась от порога храма через рощи и лужайки. Шла, опираясь на руку молодой девушки, одетой в такую же простую белую одежду, как и у нее.
Девушка, заметив меня, что-то сказала ей. Она что-то ответила и немного ускорила шаг мне навстречу.
Я смотрел на нее и чувствовал, что сердце у меня сжимается. Как же она переменилась с нашей последней встречи!
Когда между нами было около трех ярдов, она обратилась ко мне:
— Кто бы вы ни были, приветствую вас на земле Храма Паладайна.
— Это я, госпожа Крисания, — голос у меня сел, но она его узнала. В серых, как осеннее небо, глазах вспыхнула улыбка и отразилась на губах:
— Лорд Антониус! Как я рада! — Она протянула мне руку. Девушка-поводырь отошла на шаг.
Я попытался взять ее руку так, как берут ручки женщин, протянутые для поцелуя; но поскольку смотрел я ей в лицо, я не сразу понял, что она подала мне руку не для поцелуя, а для пожатия. Я озадаченно уставился на странную конфигурацию из наших двух рук.
Она засмеялась — и даже смех ее теперь звучал по-другому.
— Жрицы Паладайна не привычны к светским любезностям, лорд Антониус, — она высвободила руку и сжала мои пальцы. — Так что же привело вас на эту священную землю?
— Я хотел поговорить с вами, госпожа Крисания.
— Ну что ж... до вечерней службы время еще есть, так что, я думаю, я легко могу уделить вам время. Лидия, — обернулась она к девушке-поводырю, — прошу тебя, подожди нас здесь. Мы с лордом Антониусом пройдемся.
— Возможно, Преподобная Дочь, мне следовало бы сопровождать вас? — уточнила молодая жрица Лидия.
— Нет-нет. Мы с лордом Антониусом старые друзья. Обещаю, что он вернет меня тебе в целости и сохранности.
"Старые друзья"!
Я встретил ее на балу у лорда Амотуса. Слава о ее красоте шла по всему Палантасу, и мне очень хотелось увидеть женщину, которую с таким восхищением описывали мои друзья.
Я вынужден был признать, что они были неправы. Госпожа Крисания была красива вовсе не благодаря правильности черт, сиянию глаз или густоте иссиня черных волос — хотя, конечно, обладала всем этим в полной мере. Дело было в другом. Среди других знатных девушек она выделялась холодностью и спокойной уверенностью. Стрельба глазами, взгляды из-за веера, кокетливые улыбки и выразительные полуобороты — все это было не для нее. Она была совершенно равнодушна к тому, какое впечатление производит и смотрит ли кто-нибудь на нее. Она не пыталась произвести впечатление чего-то, чем не она не являлась. Она была настоящей.
И я был покорен этой холодной мраморной статуей. Я решил добиться чести согреть этот мрамор, своим дыханием превратить его в живую плоть, как тот скульптор из легенды, влюбившийся в собственное творение. Для этого я решил воспользоваться своим статусом и происхождением. Я поговорил с отцом, он одобрил мой выбор, сказав, что дочь семьи Тариниус — достойная пара для его наследника, и обратился к отцу госпожи Крисании с просьбой руки и сердца их дочери для своего сына, то есть для меня. Родители Крисании тоже сочли меня достойным претендентом, и я был принят в их доме в качестве жениха. Это давало мне право обедать с семьей Тариниус, кататься с госпожой Крисанией на лошадях, гулять по парку и сидеть в гостиной у камина. Окончательное слово было за самой Крисанией, но ее родители, судя по всему, не ожидали, что дочь будет противоречить их воле. Они считали, что нужно всего лишь соблюсти светские приличия и выдержать достойную паузу между помолвкой и браком.
Я их понимал. Большинство знатных девушек выходили замуж между пятнадцатью и восемнадцатью годами, а Крисании было уже двадцать два. Похоже, эта ходячая мраморная глыба просто отпугивала всех возможных претендентов. А я вот не испугался. Крисания была всегда любезна со мной, приветливо улыбалась, когда я появлялся в гостиной, с удовольствием отправлялась со мной на конные прогулки. Она оказалась интересной собеседницей — остроумная, начитанная, она обладала философским складом ума и умением делать неожиданные выводы. Я был счастлив чувствовать себя ее другом, но хотел большего. А она, несмотря на то, что я делал все, допустимое в рамках приличия, чтобы завоевать ее сердце, по-прежнему оставалась все такой же холодной и далекой.
Над Палантасом пронеслась Война Копья. Сам город почти не затронуло, жизнь высшего света текла так же размеренно и спокойно, как раньше. Разнесся шепоток, что некий молодой волшебник сумел войти в Башню Высшего Волшебства и поселиться там; но учитывая, какие россказни ходили об этом волшебнике, истории про Башню мало кто поверил. Куда важнее нам показалось то, что в городе снова появился истинный жрец Паладайна, собрал вокруг себя группу верующих и начал строить храм. Соламнийская знать с древности поклонялась богам Света, и хотя после Катаклизма жрецы исчезли, а храмы захирели и разрушились, мы по-прежнему помнили древние имена. Но я, хотя в университете и увлекался философией, мало интересовался вопросами религии.
Однажды я решил открыто поговорить с Крисанией. В конце концов, добиваться ее любви я мог и женившись на ней. Это было бы даже проще, потому что я не был бы скован тысячью приличий. Все, что мне нужно было — ее согласие на брак. Но когда я пришел в дом семьи Тариниус, оказалось, что Крисании дома нет.
— Где же она? — удивился я. Ее родители были дома, я только что пришел — а куда может пойти в Палантасе знатная незамужняя девушка без родителей или одобренного ими жениха?
— Ее сопровождает Альберт, — сразу же пояснила мать Крисании. Альберт, старый слуга семьи, пользовался огромным доверием господ Тариниус. — Этот новый жрец, Элистан, сегодня проповедует на ступенях Великой Библиотеки. Наша дочь выразила желание послушать проповедь.
Конечно, если Элистан — истинный жрец Паладайна, то желание дочери дома Тариниус послушать священные слова можно было только одобрить. Если смотреть со стороны. Но с моими планами внезапное благочестие Крисании совершенно не вязалось.
К счастью, вскоре она вернулась. Я в тревоге вскочил ей навстречу. Ее лицо было залито слезами. Ну конечно! На площади перед Библиотекой, в толпе, с одним только старым слугой в качестве сопровождающего — ее наверняка толкнули, может быть, ограбили или оскорбили!
— Госпожа Крисания! — я подошел к ней и взял ее за руки. — Кто огорчил вас? Я немедленно потребую, чтобы его отправили за решетку!
Она покачала головой и высвободила руки. Она все еще глотала слезы, я видел — но я с изумлением понял, что глаза ее сияют.
— Никто меня не огорчал, лорд Антониус, — ответила она. — Только я сама. Я поняла сегодня, насколько неправильной была вся моя прошедшая жизнь. Этот жрец, Элистан, открыл мне глаза на саму себя и на то, насколько бесплодно и эгоистично мое существование. Оказывается, можно жить совсем по-другому!
— Конечно, госпожа Крисания! Я и пришел поговорить с вами об этом.
Она с удивленным интересом посмотрела на меня.
— Вот как?
— Да, но, возможно, вы предпочтете сначала умыться и что-нибудь выпить? Я подожду вас здесь.
— Нет-нет. — Она подошла к креслу рядом с тем, из которого я только что вскочил, и села в него. — Прошу вас, говорите.
— Я вас люблю, госпожа Крисания, — сказал я. Ее глаза слегка расширились. — Вероятно, вас это не должно удивлять — ведь это я через своего отца просил вашей руки. Я не уверен, что вы меня любите. Я также не уверен, что вы знаете склонности вашего собственного сердца. Но... госпожа Крисания, прошу вас дать ваше согласие на свадьбу. Обещаю вам, что вы будете окружены самой большой заботой и вниманием, какое только мужчина может оказать женщине. Обещаю вам, что денно и нощно я буду дышать только для вас. Я молод, я богат, я наследник нашего рода и состояния. Я дам вам все, что только может пожелать женщина, и обещаю полностью принадлежать только вам. Умоляю вас, госпожа Крисания — выходите за меня замуж!
За время всей этой тирады она не пошевелилась, не отвела взгляда, только легкий румянец окрасил ее щеки. Я замолчал и почувствовал, что дрожу.
— Лорд Антониус, — ответила она, — ваше предложение — большая честь для меня... но я должна его обдумать. Прошу вас, дайте мне три дня. Через три дня я дам вам ответ.
Конечно, я не мог больше настаивать, и мы провели вечер как обычно.
Но когда через три дня я, с тревожно сжимающимся сердцем, пришел за ответом, я обнаружил, что дом Тариниус стал притихшим и мрачным. На мой встревоженный вопрос, что случилось, мать Крисании передала мне письмо.
Дорогой лорд Антониус!
Сожалею, но не могу стать вашей женой. Мое сердце обращено к иному призванию, нежели супруга знатного владетельного господина. Сегодня я приношу клятвы служительницы Паладайна. Прошу вас не сердиться, ведь это очень печально, когда сердце вашей жены принадлежит не вам.
Крисания из Дома Тариниус
Я не видел ее три года. Говорили, что ее жреческое влияние растет, что она стала правой рукой Элистана, что многие считают ее его наследницей. Храм в Старом Городе построили, вокруг него разбили зеленый парк, где можно было повстречать жрецов и поговорить с ними. Но я не ходил туда. Это легко понять — я был отвергнут ради служению Паладайну и, в гордыне своей, считал Паладайна чем-то вроде своего удачливого соперника.
Да, я был идиотом.
Родители отнеслись к моему несчастью очень тактично. Они не торопили меня с новым выбором, считая, что мужчина имеет возможность жениться и в более позднем возрасте. Они надеялись, что, не видя милого мраморного лица с сияющими серыми глазами, я вскоре обращу внимание на другое лицо и на другие глаза. Зря надеялись.
Потом была Битва за Палантас, и я, хоть не считаю себя воином, сражался на улицах вместе с другими мужчинами, умеющими носить оружие. Мне повезло — я не только выжил, но даже и не был ранен. Но я на всю жизнь запомнил ужас, который насылают цветные драконы, и ледяной холод, исходивший от Рыцаря Смерти.
А потом разнеслась непонятная, но тем более страшная новость. Крисания каким-то образом попала в Бездну, и тот самый маг из Башни Высшего Волшебства, Рейстлин Маджере, отправился туда ее выручать. Он спас ее, но сам погиб в когтях Богини Тьмы. В результате Крисания лишилась зрения.
Эта история казалась мне совершенно непонятной. Каким образом Крисания попала в Бездну? Какое дело было Рейстлину Маджере до Крисании? Зачем черному магу жертвовать жизнью ради жрицы Паладайна? Но, честно говоря, я не слишком пытался ее понять. Здесь была замешана черная магия, которую я знать не хотел. Крисания была жива — это все, что меня интересовало.
И вот, услышав, что она поправилась, я пришел поговорить с ней.
— Я сильно изменилась? — спросила она.
— Да, — подтвердил я. Она поднесла руку к лицу, потом опомнилась:
— Что там? Ожоги? Шрамы?
— Нет, — я снова взял ее за руку и повел дальше по дорожке. — Ваше лицо так же прекрасно и безупречно, как раньше. В ваших волосах по-прежнему сияет тропическая ночь. Просто вы... больше не мраморная. Вы ожили. Вы именно такая, какой я хотел вас видеть, какой я хотел вас сделать.
— Я никогда не была мраморной, лорд Антониус, — сказала она с такой милой и непосредственной улыбкой, какой я ни разу не видел у нее на лице за все время моего ухаживания. — Это был лед, а не мрамор. Теперь он растаял.
— Госпожа Крисания... — мне больше всего на свете хотелось выкинуть слово "госпожа", но почему-то я чувствовал, что для этого не время и не место. — Я не решаюсь спрашивать, как вы попали в Бездну и что там с вами произошло. Но если вы когда-нибудь захотите это рассказать, знайте, что я выслушаю и пойму вас.
— Когда-нибудь, — отозвалась она, отвернувшись.
— Я пришел говорить не об этом. — Я слегка сжал ее руку. — Мой визит имеет иную цель. Госпожа Крисания, я навел справки, я изучил кодекс и основы религии Паладайна. Для его жрецов нет запрета на брак с мирянами! Госпожа Крисания, я по-прежнему люблю вас. Позвольте мне стать вашей поддержкой, вашим поводырем. Если нужно, я принесу клятвы и стану поклоняться Паладайну. Клянусь, что я не стану никоим образом мешать вашей деятельности в качестве главы церкви. Умоляю вас, станьте моей женой!
Она покачала головой.
— Но почему вы отказываете мне? — выдохнул я.
— Церкви понадобятся все мои силы и все время, — спокойно ответила она. — Вы знаете, лорд Антониус, что Элистан начал огромную работу. Он приступил к созданию церкви Паладайна буквально на ровном месте. Теперь у нас есть храм, есть жрецы из всех рас, есть постоянные прихожане. Но остается сделать гораздо больше, чем успел Элистан. Нужно организовать обучение молодых жрецов, распространять нашу веру, строить новые храмы, собирать библиотеки, делать все, чтобы влияние церкви Паладайна росло с каждым днем. Кроме того, нужно строить больницы, приюты, школы, искать и обучать людей для работы в них. Нужно очень много работать с молодыми жрецами, дабы в их душах честолюбие не затмило свет истинной веры. И вся эта ответственность на мне. Понимаете, лорд Антониус? Я просто не могу позволить себе сейчас стать чьей-либо супругой, не могу вынашивать и рожать детей. Все, кто склоняется перед Паладайном — мои дети.
— Ну что ж... — перед лицом этой безупречной и холодной, как мрамор — или лед? — логики мне осталось только отступить. — Тогда я подожду. Элистан работал всего три года и очень много успел. Я думаю, что за несколько лет вы выполните все эти задачи и подготовите себе достойных помощников. И тогда вы сможете стать моей женой.
— Нет, лорд Антониус, — покачала она головой, — не ждите. Пройдет очень, очень много лет, прежде чем я смогу хотя бы подумать о чем-то... подобном. Возможно, все, что осталось от нашей молодости, или даже дольше. А вы — наследник рода, вы должны жениться и иметь детей, чтобы ваш род продолжился.
Я хотел сказать ей, что не ей напоминать мне о моих обязанностях перед родом, когда она так легко пренебрегла своими — но, конечно, ничего не сказал. Вместо этого я спросил:
— Этот маг, Рейстлин Маджере...
— Да? — она вздрогнула так, будто ее обожгли, невидящие глаза распахнулись на пол-лица. Через секунду она справилась с собой. — Он погиб.
— Почему он спас вас, Крисания? Он любил вас? Черный маг любил вас?
Она молчала, отвернувшись. Ее рука слегка напряглась.
— Он? Лорд Антониус, я последний человек на Кринне, которого нужно об этом спрашивать, — сказала она. — Он никогда и никому не объяснял своих поступков. И уж тем более мне.
Дурацкого вопроса "А вы его любили?" я задавать не стал. Я же не слепой.
Через месяц я попросил руки племянницы лорда Амотуса.