Golden Dragon

Несвятая ложь

Ведь каждый, кто на свете жил,
Любимых убивал.
Один — жестокостью, другой —
Отравою похвал.
Коварным поцелуем — трус,
А смелый — наповал.

Оскар Уайльд. Баллада Рэдингской тюрьмы


Темно.

Конечно, она же умерла.

— Преподобная Дочь, вы очнулись!

— Лидия?

Она повернула голову в ту сторону, откуда прозвучал голос молодой жрицы, но было по-прежнему темно.

— Да, Преподобная Дочь, — ответила девушка. — Как вы себя чувствуете?

Это мало походило на смерть. Прохладный свежий воздух, ощущение чистой ткани под руками.

— Где... мы?

— В Библиотеке. Эстеты предоставили нам несколько комнат.

В Библиотеке? Как странно. Последнее, что она помнила — бесплодную почву и безвкусный воздух Бездны.

— Как я сюда попала?

— Карамон Маджере и Танис Полуэльф принесли вас сюда, к ступеням Библиотеки. Вас и еще темного эльфа из Башни, кажется, его зовут Даламир.

— Карамон... Он пришел, я помню. А где...

— Кто?

— Неважно.

Крисания закрыла глаза.

— Лидия, принеси мне воды.


Отослав молодую жрицу, Крисания подняла руку к груди и сжала медальон Паладайна.

"Отец мой пресветлый, молю тебя, ответь — что с Рейстлином, где он?"

Тьма расступилась, ее сменил мягкий полумрак. И Крисания увидела Рейстлина.

Он был, несомненно, мертв. И в покое — таком глубоком, что, казалось, никакое всемирное потрясение не сможет нарушить этого мирного, бесконечного сна. Его душа сохранила знакомый облик: белые волосы, золотистая кожа, глубоко запавшие глаза. Но напряжение и боль ушли, оставив его лицо гладким и расслабленным. Морщинки у рта были отметками возраста и болезни, и не более того. Жесткие линии честолюбия, бессердечия, эгоизма исчезли, как будто смытые, оставив только бесконечную усталость. На губах, по-прежнему плотно сжатых, угадывалась тень улыбки.

Девушка смотрела в любимое лицо, ошеломленная его неожиданной красотой. Она все-таки была права — этот человек никогда не был полностью поглощен злом, даже тогда, когда предавал, лгал и убивал. Даже тогда, когда бросил ее умирать. Он сделал все, чтобы уничтожить, разбить, изрезать на куски собственную человечность — и все-таки не сумел. Его жестокость была внешней, неприсущей ему, словно чужая одежда. А настоящий он, оказывается, вот такой. И как же хотелось погладить его по щеке, дотронуться до виска...

Жрица потянулась было к нему, но отдернула руку.

"Не бойся," — услышала она голос Паладайна. — "Не разбудишь."

"Где же я ошиблась? Почему не сумела пройти сквозь его наносную бесчеловечность, достучаться до его души?"

"Потому что воля этого человека сильнее всего, что есть на Кринне, и она была направлена ко злу."

"Но что произошло? Я должна была умереть, а он — сразить Богиню Тьмы и занять ее место. Почему я жива, а он мертв?"

И тогда Паладайн даровал ей знание о том, что произошло. Как будто своими глазами увидела она весть, которую принес брату Карамон, и ужас волшебника, осознавшего, что он всю жизнь шел к пустоте. Но даже это не сломило волю Рейстлина — только развернуло ее. Крисания увидела, как он, отчаянно пытаясь найти в своей опустошенной душе хоть что-то, протянул к ней руку. Ее душа рванулась к нему навстречу, попыталась взять его за руку, прижать к себе, успокоить — но не смогла коснуться видения. Она увидела, как волшебник, уже за пределами собственных сил, приказал Карамону унести ее на Кринн, как закрылись Врата и как Такхизис напала на Рейстлина. Ошеломленная, она даже не могла кричать, видя, как гибнет любимый человек. Только слезы катились по лицу.

"Это я убила его. Я, в слепоте своей, привела его к гибели."

"Да. Утешайся тем, что вину за его смерть ты делишь с ним поровну, и тем, что благодаря его любви к тебе был спасен мир."

"Он все-таки любил меня."

"Конечно."

"Боже... Позволь моей душе упокоиться вместе с ним! Мне ничего не нужно, я не потревожу его — только бы быть рядом!"

"Крисания, он отдал свою жизнь, чтобы ты жила. Не делай его жертву напрасной."

Девушка глубоко вздохнула.

"Да будет так, Пресветлый Паладайн..."

"Ты можешь попрощаться с ним."

Душа Крисании склонилась над Рейстлином, погладила спящего волшебника по волосам и осторожно, все-таки боясь потревожить отчаянно нуждающегося в отдыхе человека, поцеловала его. Ничто не изменилось в неподвижном лице. Только тень улыбки, похоже, проявилась немного отчетливее. А впрочем, должно быть, ей только показалось.

"Прощай..."


— Я принесла вам воды, Преподобная Дочь.

Крисания очнулась.

— Благодарю, Лидия, — прошептала она, поднимаясь. — Дай мне стакан.

— Да вот он, Преподобная Дочь, прямо перед вами. Разве вы не видите?

Жрица медленно покачала головой.

— Но ваши глаза... они целы, с ними ничего не произошло! — испуганно воскликнула девушка.

— Пускай. Я выбираю эту кару, Паладайн, — сказала Крисания. — Если свет слепит меня, если вижу я только во тьме, то так тому и быть.

* * *

— В чем дело, Лидия?

— Преподобная Дочь, вас хотят побеспокоить какие-то маги! — встревоженно ответила девушка. — Я говорю им, что вас нельзя тревожить, но они настаивают!

— Маги? — Вот уж без кого Крисания могла совершенно спокойно обойтись. Но раз настаивают... — Пусть войдут.

Послышались шаги, шелест мантий. Судя по всему, в комнату вошли двое — мужчины, немолодые.

— Приветствую вас, кто бы вы ни были, — сказала Крисания ровным голосом. — Лидия, пожалуйста, предложи гостям сесть.

Стук и скрип — Лидия придвинула два стула к кровати.

— Преподобная Дочь, — начал один. Ему явно было не по себе, хотя голос и звучал спокойно. Человек, привыкший владеть собой. Немолодой. — Мое имя Пар-Салиан, я бывший глава Ордена Белых Мантий и Конклава Магов. Со мной также Юстариус, глава Ордена Алых Мантий и новый глава Конклава.

— Я польщена визитом столь высокопоставленных особ, — Крисания не знала, как полагается разговаривать с высокопоставленными магами, и призвала опыт великосветского этикета. — Чем может помочь главным магам Ансалона скромная жрица Паладайна?

— Ммм... вы не могли бы попросить вашу помощницу нас оставить?

Крисания пожала плечами. И что за тайны?

— Лидия, выйди, пожалуйста.

Вздох, шелест, шаги, скрип двери.

— Теперь, когда мы одни, вы можете говорить открыто.

— Мне нелегко будет говорить с вами об этом, — вздохнул Пар-Салиан. — Речь пойдет о Рейстлине Маджере.

Невидящие глаза жрицы возмущенно распахнулись.

— Он мертв! Во имя Паладайна, оставьте мертвеца в покое!

— Но его имя живет, — возразил мягкий голос, очевидно, принадлежащий Юстариусу.

— Что вы хотите?

— Видите ли, госпожа Крисания, — продолжал Пар-Салиан, — смерть великого архимага потрясла нас всех... он не будет забыт. Но нам очень важно, как именно его будут помнить.

— Что вы имеете в виду? Говорите яснее.

— Рейстлин Маджере был надеждой всего магического сообщества. Не могу сказать, что он не оправдал возложенных на него надежд, — продолжал старик. — К нашему всеобщему сожалению, он пошел собственным путем... но он был магом, и Конклав считает нужным позаботиться о его памяти. Кроме того, наше магическое сообщество переживает трудные времена. Нам не доверяют, нас не уважают. Молодые люди и девушки, обладающие талантом, предпочитают реализовывать себя в других областях, не желая получать столь непопулярную сейчас профессию. Нам нужен герой, маг, уважаемый и почитаемый всеми. Поэтому, госпожа Крисания, мы хотели бы распространить информацию о смерти Рейстлина Маджере, не совсем соответствующую истине. И мы просим вашей поддержки в этом.

— Какую ложь вы хотите про него распустить? — Брови Крисании грозно сошлись на переносице.

— Ну что вы, госпожа Крисания. Мы просто хотим сказать людям, что Рейстлин Маджере отправился в Бездну, чтобы спасти вас. Что он пожертвовал собой ради вашего спасения и ради всей жизни на Кринне.

— Последнее — не ложь, — твердо сказала Крисания. — Но я не хочу, чтобы его имя использовалось вами как приманка для молодых магов.

— Значит, вы предпочитаете, чтобы его имя было проклято так же, как он сам? — властно прозвучал голос Пар-Салиана.

— Он не проклят! — Голос жрицы загремел в комнате так, что привыкший к повиновению архимаг отшатнулся. Он был совершенно не готов к обсуждению посмертной судьбы Рейстлина Маджере, так как считал бесспорным, что жестокий многогрешный ренегат после смерти обрел то же, что обретают все жестокие многогрешные ренегаты. Но Пар-Салиан понимал, что жрице, возможно, виднее.

— А его имя — будет, — прозвучал мягкий голос Юстариуса. — Да и ваша репутация как главы церкви Паладайна будет изрядно подмочена, если люди узнают правду о том, как вы оказались в Бездне.

— Моя репутация меня не волнует, — ответила жрица. — Что до памяти о Рейстлине Маджере... вы поставили меня в сложное положение. Я не думаю, что ему бы понравилась ваша идея.

— Госпожа Крисания, — продолжал Юстариус, — я неплохо знал Рейстлина, в конце концов, четыре года он был в моем Ордене. Рейстлин прежде всего был магом. Если его имя станет маяком для тех, кто, как и он когда-то, ищет свой путь и свое призвание и находит его в магии — я думаю, он бы не стал возражать.

Крисания закрыла глаза и снова вспомнила лицо спящего Рейстлина. Ей так хотелось дотронуться до него, прикоснуться, отодвинуть в сторону все, что их разделяло... Но он был слишком далеко.

— Хорошо, я поддержу вас.