Пролог 15 июля 1612 года к Питеру ван дер Бергу, капитану "Гронингена", явился прилично одетый мальчик лет тринадцати и справился, нет ли места младшего матроса. Люди были нужны. Молодой хищник, Голландская Ост-Индская компания, рос с поразительной скоростью. С верфей Саардама один за другим сходили стремительные узкие парусники-флейты, отправлявшиеся с грузом к берегам Индии, Цейлона и Индонезии. И хотя флейт требовал гораздо меньшей команды, нежели другие суда аналогичного водоизмещения, людей на все корабли по-прежнему не хватало. Но требовались главным образом взрослые, сильные мужчины. Ван дер Берг с удовольствием взял бы разорившегося крестьянина, городского бродягу или даже отпущенного на поруки должника, лишь бы тот был способен с полной силой тянуть брасы во время шторма. А этот мальчик, конечно, мускулист и широкоплеч, но все же возраст есть возраст. Впрочем, против толкового юнги Ван дер Берг ничего не имел. Если мальчик переживет два-три плавания и приложит усердие, из него выйдет отменный матрос; а если он к тому же грамотен и сообразителен, то может пойти и дальше - хорошего помощника найти было еще труднее, чем полсотни хороших матросов. Но этот мальчик слишком хорошо одет. Обычно его ровесники, искавшие морской службы, кутались в лохмотья - более-менее состоятельные родители наотрез отказывались отпускать своих отпрысков в океан, несмотря на легкость получения места и щедрую плату. Причина была проста: слишком много кораблей не возвращалось из океанских плаваний. Лишь один парусник из трех благополучно доходил до Молуккских островов или Суматры и возвращался назад. И даже на тех кораблях, которым удавалось вернуться в Голландию, назад прибывала далеко не вся команда. Людей смывало с палубы во время штормов, они падали с рей; их косили тропические болезни, а также дизентерия - бич всех моряков; существовал немалый риск подвергнуться нападению арабских судов; на островах случались опасные стычки с туземцами. Словом, в те времена плавание в Ост-Индию было игрой со смертью, в которой люди проигрывали слишком часто. И если семье удавалось хоть как-то прокормить детей, родители предпочитали идти на любые ухищрения, лишь бы избежать отправки своих чад на суда Ост-Индской компании. А на юном просителе рубашка не слишком тонкого, но беленого полотна, куртка из английского крашеного сукна. Сын состоятельного ремесленника или мелкого торговца. Что его понесло в море? Сбежал из дома? Всякое бывает, конечно. Если бы парень был одет в бархат и тонкую шерсть, Ван дер Берг не сомневался бы, что перед ним дворянский отпрыск, которого от скуки потянуло на приключения; случалось в его долгой капитанской жизни и такое. Но сыновьям ремесленников и торговцев подобная дурь обычно в голову не лезет. Поссорился с отцом, или, скорее всего, с мачехой? Но как бы то ни было, если он увезет мальчика, отец ему спасибо не скажет. А ссориться с почтенным человеком Ван дер Берг никакого желания не имел. Стало быть, нужно выяснить, откуда этот мальчик, и вернуть его домой. - Как тебя зовут, кто твой отец? Ван дер Берг ожидал, что мальчишка будет врать, попытается скрыть свое настоящее имя, и потребуются дополнительные меры, чтобы уговорить его назваться. Но, к его изумлению, мальчик спокойно ответил: - Ян-Людвиг Хендриксзон, старший сын Хендрика Янсзона, мельника с пролива Тексель. (1) (1) Ныне пролив Марсдип. Ван дер Берг чуть не охнул от удивления. Мельника Хендрика Янсзона в амстердамском порту отлично знали. Его мельница находилась на берегу пролива Тексель, недалеко от города Ден Хельдер. То ли Хендрик Янсзон знал какой-то секрет, то ли просто был мастером своего дела, но смолотая им мука при долгом хранении не портилась, не отсыревала, и в ней не заводились жучки. Поскольку в дальних плаваниях жизнь экипажа зачастую зависит от качества продуктов, голландские капитаны старались закупать муку именно у него, несмотря на то, что были мельницы и ближе к Амстердаму. Продавал Хендрик муку на корабли по довольно божеской цене, а когда его спрашивали, почему бы не поднять цену на хороший продукт, он коротко отвечал: - Не испанцам же продаю. Впрочем, внакладе оборотистый мельник не оставался. Он обычно просил привезти ему что-нибудь из колоний, и не раз и не два после успешных рейсов капитаны отправляли доверенных людей на берег пролива Тексель с небольшими мешочками. Правда, с тех пор, как Ост-Индская компания захватила всю торговлю с Востоком в свои руки, она полностью взяла на себя снабжение кораблей, стала требовать отчета по драгоценному грузу до унции, а всякую частную продажу запретила. Как уж Хендрик договорился с администрацией компании, Ван дер Берг не знал; но плотная кремовая мука в мешках со знакомым клеймом по-прежнему продолжала поступать на корабли. И что понадобилось старшему сыну Хендрика, наследнику семейного дела, в океане? - Я хорошо знаю твоего отца, - сказал удивленный Ван дер Берг. - Скажи, пожалуйста, а что, твой отец не возражает против твоего желания отправиться в море? - Отец убит, - коротко ответил Ян. - И дед. Мельница разрушена. - Кто?.. - в ужасе ахнул Ван дер Берг. Мальчик пожал плечами. Впрочем, не нужно было быть агентом сыска, чтобы догадаться, кому показался подходящей жертвой Хендрик-с-пролива. Конечно, мельница, стоявшая на отшибе, была легкой целью для испанцев или испанских агентов. - У матери на попечении остались три сестры и младший брат, - добавил Ян так же сухо. - Понятно, - вздохнул Ван дер Берг. - Но отец наверняка обучал тебя своему делу. Почему ты решил пойти в море, а не искать места подручного на какой-нибудь мельнице? Лицо мальчика исказилось, и капитан понял, что Ян в ярости. В странной, сухой ярости, которая казалась хмурым спокойствием - но только потому, что мальчик не позволял ей прорваться. - Потому что каждый благополучно доставленный из колоний груз - это много-много выстрелов по испанцам! Ван дер Берг только кивнул. - Отплытие двадцать третьего сентября. Не позже чем за неделю ты обязан прибыть на судно. До этого времени - свободен. Так в судовую роль "Гронингена" был вписан младший матрос Ян-Людвиг Хендриксзон ван Страатен. (2) (2) Ван Страатен - "с пролива" (голл.) Глава 1 Нельзя сказать, чтобы Хендрик ван Страатен вовсе не предвидел возможности нападения на его дом. Поэтому он передал часть своих накоплений трем доверенным людям, а когда в 1609 году открылся Амстердамский банк, кое-что положил и туда. После гибели Хендрика его вдова Тринтье де Фриз, имея на руках расписки поручителей, обратилась к ним, чтобы получить причитавшиеся ей деньги. Увы - из трех поручителей только один оказался достаточно честен, чтобы выплатить вдове деньги по собственной расписке. Двое остальных отказались от своих обязательств; один сказал, что готов отдать деньги хоть сейчас, но лично Хендрику, а Тринтье - самозванка, укравшая расписку; второй же заявил, что его подпись на расписке подделана. Ян предложил матери подать жалобу в магистрат, но Тринтье сказала, что, судя по уверенному поведению этих людей, скорее всего магистрат подкуплен и встанет на их сторону, так что жалоба приведет только к дополнительным расходам. Полученных от единственного поручителя денег хватало только на самое скромное прожитье. К счастью, Тринтье была грамотна и отлично владела ремеслом белошвейки, так что немного зарабатывать и обучать дочерей она могла и сама. Те деньги, что хранились в Амстердамском банке, решено было оставить на обучение младшего сына, которому во время описываемых событий было пять лет. Ян же был ровесником века; но благодаря отменному сложению и немалому времени, проведенному в обучении у отца, выглядел на год-два старше своих лет. Это впечатление поддерживалось мрачным выражением, которое после гибели отца не сходило у мальчика с лица. Они с матерью понимали, что ему необходимо искать себе место. Ян был зарегистрирован в гильдии мельников как ученик своего отца, и Тринтье не сомневалась, что, обратившись в офис гильдии, он легко найдет работу подручного на какой-нибудь мельнице. Но когда она заговорила о поездке в Амстердам, Ян сказал: - Да, матушка, в Амстердам я поеду, но работу на мельнице буду искать только в том случае, если не найду места на корабле Ост-Индской компании. Тринтье знала, что здорового подростка с удовольствием возьмут на корабль, но знала и то, что из Ост-Индии возвращается один человек из четырех-пяти. Мысль о том, что, потеряв любимого мужа, ей предстоит потерять и сына, привела ее в ужас. Большинство других матерей разразилось бы рыданиями, но Тринтье была родом из Фрисландии (3), и она знала характер сына. Поэтому Тринтье стала пытаться убедить Яна не принимать столь рискованного решения. Она напомнила, что его отец был в гильдии на очень хорошем счету, что он в свое время внес за Яна в гильдию немалую сумму, и бросаться доброй памятью отца и его деньгами - не слишком хорошее дело. (3) Фрисландия (Фризия) - сейчас одна из провинций Нидерландов, в описываемое время - одна из Соединенных Провинций, некогда - самостоятельное государство. - Найти себе место на другой мельнице, на которую в любой день вот так же могут напасть испанцы? - возразил Ян. - Нет, матушка, я этого не хочу. Идет война, и я не должен оставаться в стороне. Воин из меня никакой; но младший матрос, смею думать, получится неплохой. Если мне суждено погибнуть - что ж, такова воля Всевышнего; но если я сумею благополучно вернуться, значит, я приложу руки к успешной доставке груза из колоний. А вы же знаете, матушка, что на деньги, которые выручаются за колониальный товар, покупается оружие для наших солдат. Вообразите себе, сколько пуль можно купить на средства, полученные за один только удачно доставленный груз! И даже если в цель попадет не более одной пули из десяти - подумайте, сколько испанцев окажется на моем счету! Это будет славная месть за отца! Услышав от сына подобное рассуждение, Тринтье только тяжело вздохнула; она поняла, что не сможет переубедить Яна, тем более что испанцев она и сама ненавидела лютой ненавистью. Тринтье собрала сына в дорогу, дала с собой немного денег, и Ян, одевшись как ученик мельника и увязав в узелок свое лучшее платье, отправился в Амстердам. Прибыв в порт, он справился, нет ли судна, которое в ближайшее время отправляется в Ост-Индии. Ему указали на "Ласточку", которая отплывала через несколько дней; но на "Ласточке" уже имелся юнга, так что Яну отказали. Следующим должен был выйти в рейс "Гронинген", как раз проходивший тимберовку. Надев парадное платье, Ян отправился попытать счастья к капитану "Гронингена". Как мы уже видели, на "Гронинген" его взяли. Договорившись с капитаном Ван дер Бергом, Ян отправился в офис гильдии мельников и подал прошение о выписке из гильдии. Там весьма удивились, услышав о планах молодого ван Страатена; но в добрую память об его отце предложили вписать в гильдию на место Яна его младшего брата. Ян согласился - а братец, когда подрастет, пусть решает сам; по крайней мере, если он захочет пойти по стопам отца, матери не придется искать денег на вступительный взнос. Уладив таким образом свои дела, Ян вернулся в Ден Хельдер. В первую ночь после возвращения он долго не мог заснуть. Лежал, прислушиваясь к дыханию спящих родных, и вспоминал ту ночь, когда погибли его отец и дед. Он и сам не знал, как у него это получилось. Конечно, поняв, что на них напали, он в первую очередь схватил свой широкий нож. Отец приказал ему вывести мать и младших через задний ход и проводить в Ден Хельдер. Ян предпочел бы остаться и сражаться, но ослушаться отца не мог. Мать велела сестрам молчать и идти тихо; они были уже достаточно большие, чтобы послушаться. Но Киз, младший брат, никак не мог понять, почему его посреди ночи вытащили из теплой постели и куда-то тащат. Тринтье заткнула ему рот куском сладкого пирога, подхватила на руки, и малыш притих. Они выскользнули из дома и последовали за Яном в невысокие заросли кустарника, где мальчик рассчитывал их спрятать. Возможно, он еще успеет вернуться и помочь отцу и деду. Но, войдя в заросли, Ян лицом к лицу столкнулся с незнакомым человеком. Видимо, нападавшие предвидели, что семья мельника попытается спрятаться в кустах, и оставили там одного из своих людей - захватить женщину и детей и, возможно, убить их. Но они не предвидели того, что впереди будет идти двенадцатилетний мальчик с ножом в руках. Не предвидели, что, даже не разглядев, а скорее угадав перед собой очертания вооруженного человека, мальчик взмахнет ножом и сумеет нанести удар. Мать немного замешкалась позади из-за Киза, который был уже весьма тяжел, и Ян, вернувшись, повел ее и сестер в обход того места, где лежал труп. Быстро обойдя кустарник и убедившись, что больше там никого нет, он устроил Тринтье с детьми в самой гуще зарослей и собрался было бежать обратно к дому, но как раз в это время шум драки стих. Ян понял, что все кончено, и помогать больше некому. Он вернулся к убитому. Уже близился рассвет, и Ян мог довольно хорошо разглядеть лежащего на земле человека. Платье на нем было самое обыкновенное, похожее на то, что носил сам Ян, и ничего не говорило о его хозяине. Лицо - белокожее, горбоносое; может, он и испанец, но Ян никогда в жизни не видел ни одного испанца. Содрогнувшись от отвращения, мальчик принялся неумело обыскивать убитого и нашел две полезных вещи: кошелек, туго набитый флоринами, и письмо. Деньги Ян взял без рассуждений, понимая, что нападавшие наверняка не оставили в доме ничего ценного; письмо сунул в карман, рассчитывая прочесть при дневном свете. Возможно, из письма станет ясно, кто эти люди и кто их прислал. Быстро забросав тело прошлогодними листьями, Ян вернулся к матери. В это время со стороны мельницы вспыхнуло зарево пожара, и Тринтье беззвучно заплакала. Ян сообразил, что, сочтя дело законченным, злодеи наверняка пойдут искать своего товарища, поскорее вывел мать и младших из кустарника и поспешил в Ден Хельдер. На рассвете он постучался к знакомому пекарю, часто покупавшему у Хендрика муку. Выслушав сбивчивый рассказ Тринтье, пекарь согласился на время приютить ее с детьми у себя. Детям дали вчерашнего молока с хлебом и уложили спать, Тринтье осталась сидеть около спящего Киза. Ян не стал ложиться, вышел на крыльцо и стал смотреть на восходящее солнце. Его колотило. Жизнь переломилась пополам. Еще вчера он был ребенком, но больше не мог позволить себе такой роскоши. За одну ночь он стал взрослым и не был уверен, что справится. Кроме того, он впервые в жизни убил человека. Ян забился в укромный уголок за сараем и начал рассматривать свои находки. В мешочке оказалось около сотни флоринов. Матери он скажет, что деньги дал ему с собой отец. Часть их пойдет на похороны и заупокойную службу. Ян распечатал письмо, но оказалось, что оно написано не по-голландски. По двум-трем знакомым словам Ян узнал испанский язык. Он принялся разглядывать письмо и обнаружил в нем слова "Ян Корнелисзон" - имя его деда. Мальчик осторожно сложил письмо и спрятал на груди. И теперь оно по-прежнему хранилось там, и Ян не знал, что с ним делать. Испанского он не знал и изучать не собирался, да и возможности такой не было. Но имя деда указывало, что из текста письма можно было узнать, кто устроил нападение на мельницу. Хотя Ян понимал, что на войне как на войне, все же он не мог оставить без внимания возможность узнать, кто убил его отца и деда. Конечно, в Амстердаме можно было бы найти человека, знающего по-испански, и за небольшую плату попросить его прочесть письмо. Но Ян счел подобный поступок крайне неосторожным. Он понимал, что доверять постороннему человеку содержание письма очень опасно, а тот факт, что письмо оказалось у Яна - еще опаснее. Через два дня случилось несчастье: семилетняя дочь пекаря, Гертье, неудачно упала и сломала ногу. Ян со всех ног помчался за костоправом. Тот был не в духе, идти не хотел и тянул время. Ян разозлился, вытащил из кармана горсть стюйверов и продемонстрировал лекарю. - За каждую минуту задержки я уменьшу вашу плату на стюйвер, - пообещал он. То ли жадность оказалась сильнее лени и дурного настроения, то ли костоправ уловил что-то в голосе Яна, но не прошло и минуты, как он уже шагал по пыльной улице, пытаясь угнаться за мальчиком. У жены пекаря был грудной ребенок, постоянно сидеть у постели дочери она не могла и попросила Яна присматривать за Гертье. Конечно, Яну не хотелось возиться с семилетней девочкой, но отказать он не мог, тем более что, по большому счету, делать ему было нечего. Пекарь и его двое учеников вполне управлялись в пекарне, Тринтье занималась с дочерьми и шила белье для обеих семей, а у Яна был еще целый месяц до отъезда. Но, к его удивлению, оказалось, что с Гертье не так уж скучно. Она знала много чудесных историй, умела скручивать из лоскутков забавных человечков и обладала бурной фантазией. Поскольку у Яна все мысли в последнее время были только о море, он выстругал несколько небольших корабликов, они с Гертье посадили в них лоскутных кукол и отправили в "плавание". Неожиданно Ян попросил, чтобы одна из кукол осталась "в порту". - Пусть она будет женой капитана, - сказал он, - и ждет его. Обязательно нужно, чтобы моряка кто-то ждал на берегу. Гертье согласилась, и "жена" "капитана" долго-долго махала вслед кораблю, уплывающему в чудесные неизведанные края. Еще через несколько дней, когда Ян возвращался из зеленной лавки, ему в ноги вдруг с мяуканьем бросился огромный серый кот. - Барт! - воскликнул мальчик. Мельничный кот, гроза всех окрестных крыс и мышей, ласково терся о башмаки Яна и трещал, как пять котов сразу. Ночное бегство, пожар и разрушение мельницы, похороны - конечно, о коте никто и не думал. Сторожевой пес погиб, защищая хозяев, а Барт бесследно исчез. Значит, спрятался, сбежал, а теперь пришел в ближайший город искать... Людей? Еду? Новый дом? И наткнулся на младшего хозяина. Ян подхватил Барта на руки и призадумался. У пекаря имелся свой кот, серьезный зверь, который не потерпел бы соперника. Чувствуя себя не слишком хорошо, мальчик вернулся в зеленную лавку и спросил, не нужен ли крысолов. Но у хозяйки лавки тоже уже был кот. В конце концов, немного подумав и побегав, Ян нашел пристанище для Барта недалеко от города, на молочной ферме Шнейдеров. Услышав, что Ян предлагает мельничного кота, Шнейдер очень обрадовался: его кошка отлично ловила мышей, но совершенно не справлялась с крысами. Фермер даже спросил, сколько Ян хочет за Барта, но мальчик наотрез отказался продавать кота - ведь это был отцовский кот. Тут Яну пришло в голову, что Гертье совсем не помешает свежее молоко, и он предложил Шнейдеру "взять кота в аренду" за три кварты молока в неделю. Фермер посмеялся, но согласился. Между тем, приближался сентябрь, а с ним - и отъезд Яна. Тринтье списалась с отцом и братом, недавно открывшими шорную мастерскую на окраине Леувардена (4), и получила приглашение приезжать: места в доме хватает, а искусная портниха с дочерьми-подручными в большом городе непременно найдет себе дело. Тринтье написала, что приедет, как только дошьет зимнее белье для семьи пекаря, и стала потихоньку собираться. Ян тоже начал сборы: приобрел себе новый нож, кое-что из одежды и крепкий деревянный сундучок, потратив на это остатки денег убитого им человека. Гертье выздоравливала и уже немного ходила, опираясь на костыль. Лежать в постели ей надоело, и даже морские приключения лоскутных кукол ее больше не привлекали: куда приятнее было гулять во дворе или даже сидеть в комнате у Тринтье, болтая с младшей сестрой Яна за обметкой петель! (4) Леуварден - столица Фрисландии. В день перед отъездом Яна Гертье неожиданно схватила его за рукав и заплакала, крича, что без него ей будет очень скучно. Ян не знал, как успокоить девочку, а она вдруг потянула его к себе в комнату, указала на один из ящиков комода и сказала: - Выбирай то, что тебе понравится, и возьми на память. Мальчик, конечно, счел это девчоночьей глупостью, но комод открыл и начал в нем копаться. Там лежали "сокровища" Гертье - лоскутки, коробочки, деревянные игрушки. Решительно ничего из этого Яну было не надо, и он решил взять самую бесполезную вещь и при первом удобном случае ее выбросить. Но, уже выбрав сломанного деревянного зайца, краем глаза он вдруг заметил нечто в высшей степени полезное: плоскую деревянную коробочку с крышкой. Ян схватил коробочку, проверил, плотно ли закрывается крышка - для того, чтобы ее открыть, ему понадобилось изрядное усилие. Гертье была очень довольна, что эта вещь так понравилась ее другу; ей и в голову не могло прийти, почему она ему понравилась. А Ян положил в эту коробочку таинственное письмо и спрятал на груди. Глава 2 Яну не пришлось долго искать в порту "Гронинген". Судно стояло у причала на погрузке. Мальчик на минуту остановился, чтобы рассмотреть необычный силуэт корабля: длинный и узкий корпус, крутую линию кормы, удлиненные мачты. То был флейт - судно новой конструкции, появившейся всего полтора десятка лет назад, но уже получившей заслуженную славу. Узкий корпус обеспечивал стремительность хода, а благодаря двухярусным мачтам удалось укоротить реи и тем заметно уменьшить экипаж. В отличие от всех предыдущих судов, флейты с самого начала разрабатывались как торговые корабли - быстрые, экономичные, способные нести тяжелый груз. За это пришлось заплатить ухудшением маневренности и почти полным отсутствием вооружения. При нападении флейт мог надеяться только на свой стремительный ход, позволявший легко опережать корабли других классов. Флейты также именовались "флиботы", то есть суда, которые благодаря малой осадке могут проходить по неглубокому проливу Фли; но англичане, восхищенные голландской конструкцией, увидели в этом слове иное значение и на своем языке назвали флейты "летучими кораблями". (5) (5) Fluyt - узкий и длинный бокал для вина; корпус флейта напоминал такой бокал. Vlie (Фли) - и название пролива, и корень со значением "летать"; отсюда два возможных значения слова Vlieboot, которое англичане перевели как flyboat. Яну уже не раз приходилось видеть подобные суда, проходившие по Текселю на пути из Амстердама в Ост-Индии и обратно, и он искренне восхищался их легким ходом и узкими парусами, установленными один над другим. Ему очень хотелось получше разглядеть изящные обводы и замысловатые снасти флейтов, но пока что такой возможности не представлялось. И вот ему предстоит служить на одном из них! В этом корабле его восхищало все: и форма корпуса, и укороченные реи, и устройство такелажа, и даже потемневшая обшивка, говорившая о том, что судно уже испытано океаном. Но долго разглядывать корабль Яну не удалось: вокруг забегали люди, стали носить какие-то тюки, и мальчик счел за лучшее поспешить на судно. Первым человеком, встретившимся Яну на борту "Гронингена", был плохо одетый парень лет семнадцати, направлявшийся на корму. В ответ на вопрос, где найти капитана, парень остановился, оглядел Яна с ног до головы, особое внимание уделил сундучку и спросил: - Новичок? - Да. Так где капитан? - Вон там, - парень махнул рукой в сторону бака, - с администратором из компании беседует. Так что я бы тебе не советовал лезть к капитану ни сейчас, ни в ближайшие полдня. Знаешь, что такое попасть под горячую руку? То-то же, - усмехнулся парень и пошел по своим делам. "Ничего себе. А как же мне доложить о прибытии? Впрочем, как велено, так и сделаю. И всякие оборванцы мне не указ," - решил Ян и отправился на бак. Капитан ван дер Берг разговаривал с хорошо одетым господином и был, судя по всему, раздражен. - Я сказал, что не возьму его на борт! - Но мейнхеер ван дер Берг! Столь ценный груз требует... - Я тоже служащий Компании и не нуждаюсь в надсмотрщиках! - В таком случае вы лично будете отвечать перед Компанией за каждую унцию! - взвизгнул администратор. - Непременно, - пожал плечами ван дер Берг. - А теперь будьте так любезны, не отнимайте у меня больше времени. Разгневанный представитель компании направился к сходням, а ван дер Берг огляделся и заметил Яна, переминавшегося с ноги на ногу. - Прибыл? Хорошо, - вздохнул он. - Эй, Якоб! Кругом торопливо ходили люди. Один из них, загорелый мускулистый человек лет тридцати пяти-сорока, поспешил к ван дер Бергу: - Я, капитан! - Это новый юнга. Покажи ему, где кубрик. - Да, капитан! А потом его куда? - Потом... Ты грамоте учен? - спросил капитан у Яна. - Да, читаю бегло, счет и письмо знаю. - Тогда к Никлаасу. Он просил грамотного подручного. - Хорошо, капитан! Идем, малый, - это относилось к Яну. "И что этот оборванец на капитана наговаривал? Ну, не поладил он с администратором - тот бездельного надсмотрщика в рейс хочет отправить, а капитану это, понятное дело, ни к чему - но злость на окружающих не срывает. Видать, тот парень просто трусит перед начальством." Кубрик оказался довольно тесным полутемным помещением, где висели несколько десятков гамаков. Якоб повертел головой и повел Яна в дальний от входа угол: - Вот тут и ставь свой сундучок. Ты, видать, парень основательный, не то что этот Виль - сила бычья, а из вещей только драная куртка. Вот тут есть гамак свободный, - Якоб снял со стены плотный сверток, - давай-ка я помогу тебе его натянуть. А ты пока переоденься во что попроще. Вечером Ян рухнул в гамак, не чуя под собой ног. Боцман Никлаас, руководивший погрузкой, совершенно загонял мальчика. Поскольку капитан наотрез отказался от суперкарго, боцман лично отвечал за то, что погрузка будет произведена как следует, и суетился по этому поводу, по мнению Яна, раза в два больше, чем надо. Его отцу тоже приходилось принимать и отправлять грузы - на мельницу приходили подводы с зерном, уходили с мукой, а еще отец и сам часто ездил в разные города на рынки - но он все делал степенно, точно и четко; без промедлений, конечно, но и без лишней спешки. Никлаасу же нужно было по четыре раза проверить каждый ящик, обязательно укрепить каждую доску, казавшуюся подозрительной, наилучшим образом уложить каждый тюк, а потом еще два раза его переуложить. Ян не очень хорошо понял, зачем Никлаасу нужен был именно грамотный подручный, хотя поручения вроде "принеси-ка из каптерки еще десяток гвоздей" или "тюк завязан никуда не годно, нужны еще три бухты веревки" сыпались на Яна, как мука из порвавшегося мешка. Но ведь уметь считать - это еще не грамотность! А вот его умение обращаться с инструментом понадобилось. Он не только бегал в каптерку за гвоздями, но и забивал эти самые гвозди в ящики, которые казались Никлаасу подозрительно хлипкими; два-три ящика и правда никуда не годились и развалились у Яна под руками от небольшого нажима - пришлось ему бежать на пристань, на склад, тащить новые ящики и переукладывать рассыпавшийся груз: клинки в ножнах, серебряную посуду, а один из развалившихся ящиков содержал слитки серебра. Ян подумал, что содержимое этого ящика могло бы обеспечить его на много лет, но тут же забыл об этой мысли. Он нанялся на "Гронинген" не только для того, чтобы получать деньги на прожитье. Время от времени Никлаас останавливал погрузку и приказывал Яну считать уложенные ящики и тюки, потом пересчитывал сам, и только если результаты счета совпадали, давал знак грузчикам продолжать. Поесть удалось только вечером, когда стемнело и грузчики разошлись. На камбузе подали кашу с рыбой и свежий черный хлеб. От усталости Яну эта еда показалась удивительно вкусной; но он помнил, что на мельнице счел бы ее не самой лучшей. Матросы же вокруг нахваливали трапезу и поминали тяжелые времена, когда приходилось неделями сидеть на сухарях и солонине. Так прошло два дня. На третий день зарядил дождь, но погрузка не прекращалась - Перво-наперво, парень, запомни: по кораблю перемещаются бегом! Боцман Никлаас, худощавый человек неопределенного возраста, не слишком радовался появлению юнги. Он считал, что младшие матросы на корабле - только напрасная трата припасов: все равно мальчишка не сможет толком работать с парусами, а ест он почти столько же, сколько и полноценный матрос, да еще и возись с ним; к тому же парень из состоятельной семьи, значит, к морским невзгодам не готов и рейс вряд ли переживет. В общем, сплошные расходы, а толку никакого. Заплатив хозяину, Ян выпрыгнул из баркаса и поспешил к дому ван Клейтенов. Он шел, насвистывая от радости. Вот сейчас Гертье увидит его в окно и, прихрамывая, выйдет навстречу. А он обнимет ее и скажет: "Тебе больше не придется меня ждать. Я назначен капитаном и сейчас же иду просить твоей руки." Конечно, мейнхеер ван Клейтен ему не откажет: ведь Гертье как раз вошла в возраст, а у Яна теперь есть и положение, и деньги. Он купит для них дом в Ден Хельдене, а если Гертье захочет, он отвезет ее в Амстердам к лучшему на свете хирургу, который избавит ее от хромоты. Заметив пышно цветущий сад, Ян позвонил у калитки и спросил у вышедшей к нему старушки-хозяйки, не продаст ли она несколько роз. Женщина, посмотрев ему в лицо, сама заулыбалась и исчезла в цветнике, чтобы через несколько минут появиться с пышным букетом. Ян, не спрашивая о цене, отдал женщине флорин и поспешил дальше. Старушка только головой покачала. Она разводила цветы много лет и прекрасно поняла, что молодой человек влюблен и счастлив. Букет и вправду был хорош, но золотой? Впрочем, не бежать же вслед за парнем со сдачей. Старушка пожала плечами и ушла в дом, мысленно желая Яну удачи. Молодой капитан немного замедлил ход, чтобы обломать шипы; ему страшно было даже подумать о том, что Гертье может пораниться о его подарок. Через несколько минут он подошел к дому ван Клейтенов, но девушка на пороге не появилась. "Должно быть, она в пекарне," - подумал Ян и постучался. Через минуту ему открыла мать Гертье. - Ян? - спросила она с оттенком легкого удивления. - Здравствуйте, госпожа ван Клейтен, - улыбнулся Ян. - Как поживаете? - Хорошо, благодарение Господу, - выдохнула женщина. - Проходи. Хочешь свежих булок? - Благодарю, не откажусь, - Ян прошел вслед за хозяйкой в комнату, служившую гостиной. Она указала гостю на плетеное кресло и поставила на стол вазу с булками. - Простите, госпожа ван Клейтен, а где Гертье? Я приехал с важными новостями, и мне надо ее увидеть. - Гертье здесь нет, - нахмурилась хозяйка. - Как нет? - недоуменно переспросил Ян. - Она уехала? К родственникам? - Да, - госпожа ван Клейтен явно нервничала, но Ян этого все еще не замечал. - Вот незадача! У меня не так уж много времени. Когда она должна вернуться? - Она не вернется. - Как? - Ян вскочил с кресла, в ужасе оглядываясь в поисках зловещих признаков траура, но ничего не увидел. - Она умерла? - Нет, упаси Боже! Она просто вышла замуж. Булка выпала из руки капитана. Дверь распахнулась, и в гостиную вошел отец Гертье. - Здравствуй, Ян, - сказал он, жестом приказав жене молчать. - Ты, должно быть, приехал просить руки нашей дочери? - Да... - кивнул молодой человек. Может быть, мать Гертье неудачно пошутила? А у отца лицо серьезное, спокойное. - Садись, - кивнул Ван Клейтен на кресло, из которого Ян только что вскочил. - Поговорим как мужчины. Я знаю, ты человек рассудительный, практичный, к тому же без пяти минут капитан... - Уже получил назначение, - глухо ответил Ян. - Вот как? Поздравляю. Так вот. Мы с женой давно знали, к чему у вас с Гертье дело идет, и не сомневались, что ты посватаешься. Но... ты должен понять. У нас не так много детей, как бывает в других семьях - только Гертье и ее брат, и нам нужно их надежно устроить. У Гертье неважное здоровье, она хромает. Что бы ждало ее в качестве жены моряка? Бесконечное ожидание? Муж, который появляется дома на два-три месяца и пропадает в море в лучшем случае на два года, а то и дольше? И еще неизвестно - то ли ты благополучно вернешься из рейса с деньгами, то ли сгинешь и оставишь Гертье вдовой с детьми и без стюйвера в кармане. Я знаю, что капитаны могут брать семьи с собой в рейс, - махнул он рукой, заметив, что Ян пытается что-то сказать. - Но это не для Гертье. Перемены климата, штормы, тропические болезни - да что ты, она этого просто не перенесет. А роды на корабле? Только этого не хватало! Словом, Гертье нужна нормальная, спокойная жизнь и муж, который будет с ней рядом. Пойми меня правильно: я против тебя ничего не имею. Ты хороший, серьезный парень, и если бы ты пошел по стопам своего отца, я бы с удовольствием отдал Гертье за тебя. А так - извини. Я выдал ее за местного лекаря. Ян низко опустил голову. Он вел "Неустрашимого" вокруг Мыса, сражался с индонезийцами, работал на постройке Батавии, осваивал новые торговые пути, получал капитанский патент, и все это в том числе ради Гертье. Прежде всего ради Гертье. И вот у него есть деньги, положение, репутация - и зачем ему все это теперь? - Извини, Ян. Ты должен понять, - повторил пекарь и встал, показывая, что разговор окончен. - Простите, - Ян тоже поднялся из кресла, - можно мне ненадолго зайти в ее комнату? Супруги переглянулись, пожали плечами и согласились. Ян вошел в комнатку, где когда-то они с Гертье отправляли лоскутных кукол в "плавание". "Жена капитана" по-прежнему сидела у окна. Ян вздрогнул и протянул руку - хотел сбросить куклу на пол - но передумал. В чем виновата лоскутная фигурка? В том, что для своей хозяйки она, оказывается, значила куда меньше, чем ему казалось? Он вернулся в гостиную. Ван Клейтены настороженно посмотрели на него. - Я могу ее увидеть? Хотя бы чтобы попрощаться. Мать Гертье покачала головой. - Не надо, Ян, - сказала она. - Гертье сейчас нельзя волноваться. Она ждет ребенка. Спрашивать не о чем. Объяснять нечего. Они хотят как лучше для своей дочери, только и всего. - Прощайте. Только оказавшись за полгорода от дома ван Клейтенов, Ян заметил, что все еще сжимает в руках букет роз. Он хотел было выбросить букет в придорожную канаву, но, представив себе нежные цветы в грязи, немедленно передумал. Розы-то в чем виноваты? Кукла не виновата, розы не виноваты. Всего лишь предметы, символы, которые, оказывается, больше не имеют значения. Ян вздохнул и направился к ферме Шнейдеров. Может быть, и Барт забыл его? Как-никак, три года прошло с их последней встречи, а Барт уже немолод. Да нет, не должен бы забыть, ведь зверь - не девушка. Ян заберет Барта, и больше они никогда не расстанутся. Они вместе поедут в Леуварден, вместе вернутся в Амстердам и вместе уйдут в рейс на новом корабле. Заметно постаревший Шнейдер радушно приветствовал Яна, спросил, как дела, и сердечно поздравил с капитанством. Но на вопрос о коте хозяин фермы покачал головой: - Умер год назад. Уже начал стареть, терять силы. Конечно, я бы его не выгнал - плохая была бы благодарность за всех задушенных им крыс - но он, похоже, этого не понимал и продолжал охотиться. Вот и подрался с крысой, которая была ему уже не под силу. Задушил, конечно, но и сам наутро концы отдал. Ян закусил губу. Он всюду безнадежно опоздал. Гертье вышла замуж, а Барт умер, не дождавшись хозяина... Проклятая это профессия - моряк. Шнейдер понял его неправильно. - Я же понимаю, вам крысолов на корабль нужен. Только ведь котик ваш в любом случае старый уже был. Знаете что? Кис-кис-кис! Сюда, сюда, печенки дам! - крикнул фермер, и к нему один за другим подбежали три кота. Хозяин дал каждому по кусочку печенки, схватил одного из котов под брюшко и протянул капитану. - Вот, возьмите молоденького! Правнук вашего Барта, если я не ошибаюсь. Крыс ловит так же искусно, как прадед, хотя всего-то ему от роду два года. В корабельном трюме - самое то, что надо! Ян открыл было рот, чтобы отказаться. Для фермера кошки - всего лишь рабочие животные, он не понимает, что для Яна Барт был последним, что оставалось от отца... К тому же молодой кот был пятнистый, черно-белый, и совсем не походил на Барта. Но кот поднял голову и посмотрел на Яна огромными круглыми глазами - точно так же, как смотрел Барт. И Ян невольно потянулся к зверьку. - Берите, берите! - обрадовался фермер. - У меня их теперь много. Ваш Барт с моей Анель, добрая им память, отличную линию основали - ко мне за крысоловом приезжали даже из Хаарлема! Ян устало улыбнулся и взял кота свободной рукой. С котом и с букетом в руках он вышел к морю. Немного постоял, глядя, как облака плывут из-за горизонта, и бросил цветы в воду. - Пойдем-ка мы с тобой в гавань, - сказал он коту, почесывая его за ухом. Зверек замурлыкал и положил голову Яну на плечо - совсем как Барт когда-то. - Поищем, нет ли корабля или баркаса, идущего во Фрисландию. В гавани Ден Хельдена Яну повезло: нашлось небольшое судно, на следующее утро выходившее в Харлинген с грузом английского сукна. Договорившись с капитаном судна, Ян снял до утра комнату в хорошем городском трактире, оставил там свои вещи и пообедал. Потом купил на рынке прочную корзинку с крышкой, посадил туда кота и отправился бродить по местам, где прошло его детство. Их землю на вершине дюны так никто и не приобрел. За десять лет дожди смыли пепел, а что не смылось, засыпало песком. Никто бы не подумал, что всего десять лет назад здесь было немаленькое хозяйство. Ян постоял на том месте, где когда-то был его дом, прошептал молитву и пошел на кладбище. Могилы отца и деда оказались прибраны, но давно и не слишком аккуратно; пришлось дать смотрителю денег и потребовать, чтобы навел порядок. В старой церкви на окраине города, куда они некогда всей семьей ходили слушать проповеди, обнаружился новый пастор - совсем молодой, видимо, недавно избранный и тем весьма гордый. Ян присел у дверей и попытался послушать проповедь, но слова пролетали мимо, не проникая в душу. Что знает этот парнишка, его ровесник, о гневе Божием, о котором говорит с таким пафосом? С трудом дождавшись конца богослужения, молодой человек вышел из церкви и до ночи бродил по улицам Ден Хельдена, на каждом углу встречая собственные воспоминания и прощаясь с ними. Переночевав в трактире, на рассвете Ян поднялся на палубу судна, идущего во Фрисландию, и оставил город своего детства навсегда. В одиннадцать утра он был уже в Харлингене, быстро нашел на дороге попутную телегу и в шесть часов вечера подошел к дому отца своей матери на окраине Леувардена. Из дома выбежала мать - постаревшая, с несколькими новыми морщинками, но в нарядной одежде и вышитом шелковом чепце: - Ох, Ян! Как же ты вовремя! - Мама... Что происходит? - из дома доносился смех, чье-то нестройное пение, звон бокалов. - Христель замуж выходит! Христель, младшая сестра. Ровесница Гертье. Да, пора... - Что такое, сынок? Почему ты вздрогнул? - Ничего, мама, - Ян высвободился из ее объятий. - Просто неожиданно. А... кто жених? - Карл Вигнер, подмастерье Алекса. Идем же, идем в дом! Вот и пригодился новый бархатный камзол. И вексель Амстердамского банка, которым Ян собирался оплатить покупку дома, тоже пригодился: сестренка и ее новоиспеченный супруг с восхищением благодарили Яна за столь щедрый свадебный подарок. Наличные деньги, привезенные на свадьбу, Ян отдал матери. Она пыталась отказаться, утверждая, что ее дела идут хорошо, и ей ничего не надо, но молодой капитан только покачал головой. Дед, дядя Алекс и мать просили его погостить подольше, но он отказался, сославшись на дела. Каждый раз, когда он смотрел на сияющую от счастья Христель, перед глазами вставала Гертье... Притворяться, что он очень радуется счастью сестры, не было сил. Прогостив два дня, навестив замужних сестер и рассказав десяток морских баек пятнадцатилетнему Кизу, отпросившемуся у мастера на свадьбу, Ян взял свой сундучок и корзинку с котом и отправился на речной барже в Харлинген, а оттуда с первой оказией - в Амстердам. Там он снял каморку, в которой с трудом умещались кровать и сундук, купил на рынке потрохов для кота, а вечером пошел в портовый трактир и впервые в жизни напился до потери человеческого облика. Нельзя сказать, что это далось ему легко, но он приложил старание. Все, что угодно, только бы хоть ненадолго забыть о Гертье, выбросить из головы ее смущенную улыбку и ласковый взгляд. Очнулся Ян на улице. Светало, с неба моросил мелкий холодный дождь. Очень болела голова. Ну что ж, хоть несколько часов забытья, и на том спасибо. Возможно, он спился бы, если бы не кот. Зверя надо было кормить, покупать для него еду, приносить ему песок. Ян часто злился на Шнейдера, навязавшего ему это животное, из-за которого он не мог удариться в беспробудное пьянство и забыть обо всем. Но кот, похоже, обладал мудростью, недоступной людям: он лизал небритые щеки мучимого похмельем хозяина, терся лобиком об его висок - и головная боль отступала, а мурлыканье и ощущение теплой мягкой шкурки под руками отгоняли и боль душевную. В конце концов Ян как будто проснулся. Посмотрев на себя в тазик с водой, он содрогнулся от отвращения: грязный, исхудавший, заросший, взлохмаченный - и это капитан Ост-Индской компании? Человек, которому предстоит вести огромный парусник через два океана? Преодолевая головную боль, он заставил себя вымыться, побриться и причесаться, надеть чистую одежду. Справился у хозяйки, какое сегодня число - она, удивленно глядя на бледного и пошатывающегося, но определенно трезвого постояльца, назвала дату. Оказывается, он пробыл в запое почти месяц. Ян вздрогнул от ужаса и принялся извиняться перед хозяйкой за доставленные неудобства. Похоже, выглядел он так, что женщина только махнула рукой и принесла ему тарелку горячего бульону. Возможно, она не верила, что жилец удержится от дальнейшего запоя, но в Яне после месяца безволия проснулось его врожденное упрямство. Он принялся жестко следить за своей внешностью; заставлял себя есть, чтобы вернулись силы, и часами ходить по улицам и набережным, чтобы восстановить крепость и гибкость мышц; дал наконец коту имя - Эрвин; заплатил хозяйке полуторную цену за каморку, дабы компенсировать любой причиненный ущерб. К концу отпуска только некоторая бледность и впалые щеки Яна напоминали о запое. И что-то изменилось во взгляде. Это "что-то" заметил Якоб, явившийся к капитану со списками желающих идти в рейс на "Серебряном драконе". Быстро бросив взгляд на руки Яна и убедившись, что обручального кольца там нет, он, по своему обыкновению, не стал задавать дурацких вопросов и перешел прямо к делу. - Значит, так, сынок... Ох, простите, мейнхеер капитан, - поправился он. -