соблазнение сержанта

[fiction/Hollowhills.git] / hill.txt

Настя проехала на автобусе километров пятнадцать в сторону Ржева и
вышла на неприметном повороте который вел к полузаброшенной деревне на
берегу Волги. В конце октября здесь не должно было быть ни одного
жителя. 

Впрочем, ее целью была не деревня, а приметная сосна над обрывом.

Зачем лесовик назначил ей встречу именно здесь, она пока не понимала. Но
в конце концов, это она к ним в гости напрашивается, а не наоборот.

Осеннее солнце уже касалось холмов на другом берегу Волги, когда она
вышла к своей цели. Но до назначенного времени встречи оставалось еще
не меньше часа.  

Было ощутимо холодно, если так пойдет дальше, то к утру лужи будут
покрыты ледком, а земля — инеем.  С реки поддувал слегка пронизывающий
ветерок. Настя нашла чуть в стороне от реки, на защищенной от ветра
кустами полянке, чье-то старое кострище, собрала веток и развела
костерок. 

От бездумного глядения на огонь ее оторвал знакомый свист.

— Привет, — сказал лесовик. — Ну ты как, решилась к нам в гости?

Такая постановка вопроса слегка удивила девушку:

— И чего б я тут сидела, если б не решилась?

— Тогда... Ну во-первых, давай сюда свой телефон и те пакетики, которые
я тебя просил принести.

Лесовик ловко вытащил из Настиного телефона аккумулятор и сим-карту, и
засунул их в разные пакеты. 

— Во-вторых, держи, — он снял со спины небольшой рюкзачок и вытащил из
него стопку одежды. — Снимай с себя все до последней нитки, и
переодевайся. 

— Зачем? 

— Все что есть сейчас на тебе, сделано на этой стороне ткани Мироздания,
и на ней должно и остаться. 

Аргумент был убедителен. Настя стала раздеваться, не отходя от костра.

«Хоть бы отвернулся», — подумала она. Лесовик стоял и ждал не отводя от
неё взгляда. Как будто ожидал, что ей понадобится помощь. Хотя чего тут
помогать, предложенный им комплект теплого белья и камуфляжный комплект
из куртки с брюками и ежу понятно как надевать. Да и с мягкими кожаными
сапогами было справиться несложно.   

— Ты точно на себе ничего не оставила? — ещё раз переспросил он, когда
она застегнула на себе куртку. — Сережек, колечек, оберегов всяких на
шее?

— Что, и крестик нельзя? — ехидно поинтересовалась она. — Я так и знала,
что вы — нечистая сила.

— Не нечистая, а неведомая, — неожиданно серьезно ответил лесовик, — Но
смешивать с крестной все равно нельзя.

— Вот уж не знала, что эти старые сказки имеют какое-то значение.
Я-то безбожница и креста на мне нет. Вот уши проколоть в прошлом году
хотела. Но мама запретила.

— Ну ладно, раз все сняла, то прячем это хозяйство и полетели.

— Ты думаешь я умею летать?

— Хочешь — научу. Но не сейчас. Сегодня полетишь пассажиром. 

Спрятав неприметный мешок с настиными вещами в густом подлеске, они
выбрались на обрыв. Там стояло что-то похожее на гибрид вертолета с
велосипедом. Рама с седлом а над ней примерно пятиметрового диаметра
винт, А сзади, еще один, метровый. Лесовик уселся на седло, предложив
Насте устраиваться между его спиной и стойкой несущего ротора, где
имелась достаточно широкая, хотя и жесткая конструкция вроде
велосипедного багажника. 


Скосив глаза и убедившись, что с пассажиркой
всё в порядке, он занялся управлением своей машиной. С тихим гудением,
как обычный комнатный вентилятор, закрутился маленький винт, потом с
легким шелестом заворочался несущий, потом, разогнавшись по травке
машина ухнула с обрыва. Сердце у Насти ёкнуло и она крепче вцепилась
руками в бока пилота.

Но почти в ту же секунду разогнавшийся несущий винт мягко подхватил
машину, падение превратилось в плавное снижение, а метрах в пяти над
поверхностью реки перешло в набор высоты. 

Они пересекли реку и плыли над лесом буквально в паре десятков метров
над верхушками деревьев. Вдалеке над лесом поднималось зарево, это
отсвечивали в речном тумане уличные фонари поселка. Скорость полета
была не слишком большая, папа иногда на мотоцикле ездил, по ощущениям, и
быстрее. Поэтому Настя очень скоро забыла про неприятные ощущения,
связанные со стартом с обрыва, почувствовала, что вот так плыть над
ночным лесом ей нравится даже больше, чем бесшумно скользить по земле
между деревьями.  

Внизу промелькнула асфальтовая дорога, вьющаяся между холмами. потом
долго плыло огромное клюквенное болото, потом речка Песчанка, потом еще
болото, отделенное от следующей дороги полосой высоких сосен, к которым
они подлетели чуть ли не на уровне верхушек, набрав высоту в последний
момент. 

У Насти в голове вертелись десять тысяч вопросов которые она хотела бы
задать своему спутнику, но почему-то ей казалось, что перекрикивать
встречный поток воздуха — это неправильно. А значит надо ждать приземления.

Наконец, легкая машина зависла почти неподвижно и плавно опустилась на
небольшую полянку на берегу небольшой лесной речки.

Винты замерли, и Настя, наконец, задала вопрос, который удержался у неё
в голове:

— А почему мы летели так низко?

— Понимаешь, — ответил лесовик. — Небо, оно и не на той стороне ткани
Мироздания, и не на этой. Оно часть самой ткани. Поэтому того, кто в
небе, видно с обоих сторон. Поэтому я и летел за тобой после наступления
темноты. Чтобы ничего не заметили люди в деревнях. А низко — чтобы
операторы радара в Андреаполе не заметили. 

Говоря это, он сноровисто разбирал свою машину. Несущий винт превратился
в четыре отдельных лопасти, рама распалась на трубки и вскоре
летательное устройство превратилось в два тюка — длинный и легкий и
короткий, но тяжелый с тем, что у этой штуки заменяло мотор. 

Он спрыгнул под обрыв и сказал:

— Ну-ка подай.

Настя подала ему по очереди оба тюка, и вскоре летательная машина была
надежно укрыта в тайнике. 

Они прошли вверх по речке метров двести, уйдя с полянки под сень
огромных елей, потом перешли речку по бобровой плотине, и поднявшись
выше образованного ей пруда, оказались на узеньком пляжике перед которым
поднимался обрыв высотой в полтора человечески роста, увенчанный
огромной елью. 

— Ну вот, мы и пришли, — сказал вдруг лесовик и дернул за торчащий из
обрыва корень. Самый обыкновенный корень, ничем не отличающийся от сотни
других. Кусок обрыва открылся как дверь. За ним чернело какое-то
подземелье. Насте стало немножко жутковато. Но отступать было поздно.
Она сделала шаг в черноту. 

Её спутник последовал за ней, и, как только дверь за ними закрылась,
вспыхнул слабый свет, осветивший довольно уютную прихожую. Дверь с этой
стороны была не земляной, а обычной, деревянной, стены и потолок
выложены чем-то, напоминавшим брикеты прессованной соломы.  У
противоположной от входа стены стояла обычная деревянная лавка, а под
ней — толпа разнокалиберных сапог. Всё это освещалось мягким желтоватым
светом, похожим на свет керосиновой лампы, только вот источника света
было нигде не видно.

Они сняли обувь. Ощущение соломенных циновок под ногами было неожиданно
приятным. Хотя отвыкшие от хождения босиком ноги... Вот если бы все это
началось летом. Потом лесовик открыл другую дверь и они вошли из
прихожей в сам холм. Настя правда, не успела разглядеть огромный зал,
посреди которого, как колонна высился ствол ели толщиной добрых
полметра, а по потолку прихотливо вились корни и ветки,  служившие
опорными балками. 

Стоило им войти, как на них тут же налетела девушка, на вид чуть
постарше её спутника:

— Привел? А во что одел?! А прическа?! Ну так же нельзя, пошли со мной.

Устоять перед таким напором было невозможно, и Настя последовала за
своей новой спутницей куда-то по узким извилистым коридорам, пока не
оказалась в месте, безошибочно опознаваемом как баня. Это было больше
похоже на обычную деревенскую баню по-белому, но неожиданно яркий свет
приводил к тому что золотистые выскобленные доски казались сияющими как
кафель в душевой интерната.

Тут Настя, наконец смогла рассмотреть свою новую спутницу. По
человеческим меркам девушка была выше среднего роста, пшеничные волосы
заплетены в роскошную косу до пояса, одета она была во-что-то типа
легкого летнего сарафана до колен. 

— Ты волосы как носишь? — спросила она. — Что тебе притащить, ленту,
гребень или просто заколку? Эти мужики никогда об этом не подумают.
Куртку и штаны он тебе запас, а вот волосы убрать... 

Еще интересно во что бы тебя одеть повыигрышней. Ну-ка скидывай это
лесное барахло и пройдись. Ага, вот так, теперь садись на лавку и
представь, что ты за столом... Неплохо. Ну ладно, я придумала.
Посмотрим, понравится ли тебе. Иди пока мойся, а я притащу тебе одежку.

Когда Настя выбралась обратно в предбанник, ее уже дожидался такой же
сарафан, и внушительная деревянная заколка для волос с какой-то
рунической надписью.

Лесовичка открыла какую-то заслонку и оттуда хлынул поток горячего
воздуха, не хуже фена. Вооружившись двумя деревянными гребнями она
занялась волосами Насти. Буквально через несколько минут прическа была
готова.

Потом на Настю был надет сарафан, прямо на голое тело, и с помощью
множества шнурочков на боках подогнан по фигуре. 

— Ну-ка попробуй подвигаться.

Настя попробовала, наблюдая за собой в большом зеркале. Хотя эта одежда
обтягивала фигуру, подчеркивая все ее формы, движений она совершенно не
стесняла.

Покружившись в  ритме вальса на соломенной циновке, покрывавшей пол,
Настя почувствовала себя беззаботной пятиклассницей, бегающей босиком по
скошенному лугу, где-нибудь в июле, когда о конце каникул не хочется
даже и думать. 

— Годится? — с некоторой настороженностью в голосе спросила лесовичка.

— Замечательно! Спасибо! Кусочек лета в конце октября. 

Лесовичка на секунду озадачилась. Она не ожидала от на вид вполне
взрослой девушки такой детски-непосредственной реакции. Она рассчитывала
скорее на оценку той собственной привлекательности для парней. А если
она дитё-дитём, то какого барсука братец с ней так возится?

Когда она привела Настю в общий зал, её труды по созданию образа были
вознаграждены дружным «Ого» всех присутствующих мужчин, включая и старого
настиного знакомого.

— Ну ты совсем как наша, — влез какой-то непосредственный
лесовик-подросток. Только волосы перекрасить. 

Действительно, у всех сидящих за столом лесовиков были пшеничные волосы,
а Настя была жгучей брюнеткой.

— Ну, Лас, представь нам свою гостью, — сказал сидевший во главе стола
пожилой лесовик. 

Парень, возившийся с Настей всю неделю встал, и рассказал сидевшим за
столом историю её общения с лесовиками, начиная с просьбы помочь с
математикой, но так и не упомянул при этом её имя.

А потом начал представлять всех сидящих за столом, называя краткие
имена.

Наконец Настя узнала имя своего приятеля-лесовика. А сестру его звали
Риль. Властного пожилого лесовика, похоже, главного в этом холме, звали
Ронд. На каком языке были эти имена, девушка так и не поняла. В её
присутствии лесовики говорили исключительно по-русски, и безо всякого
акцента.

— Скажи, почему ты до сих пор не называл мне своего имени? — спросила
Настя, когда церемония представления была закончена и она заняла место
за столом между Ласом и Рилью.

— Потому что имя, данное на этой стороне ткани Мироздания нельзя
использовать на той, и наоборот. Представляя тебя я тоже рассказал твою
историю, но не твое имя.

— И как же мне звать тебя там?

— Ну целую неделю мы с тобой прекрасно без этого обходились. Ну если
тебе очень хочется, пусть я там буду Погонщик Тумана.

— А ты? — она обернулась к Риль.

— А я — Тень Сновидения.

В конце ужина Ронд сказал:

— Риль, тебе два часа, чтобы познакомить нашу гостью с самой собой. Лас
как раз успеет вечерний обход сделать. А наблюдением пусть вместо тебя
Риан займется. Ей уже пора учиться это делать самостоятельно. Через два
часа жду тебя, Лас, и тебя, Риль, вместе с гостьей здесь.

— Риль, попробуй за эти два часа догадаться, что увидел в ней я,
посоветовал на прощанье Лас и исчез, видимо переодеваться для обхода.

Риль ухватила Настю за руку и куда-то поволокла опять по извилистым
коридорам, ворча:

— Ну не брат, а росомаха какая-то. «Попрробуй догадаться». Давай я тебя
за пару часов обучу кое-какой женской магии, чтобы ты его даже не одним
взглядом, одним движением бедер на себя завалила, и скажу потом, что он
этого и искал.

— А ты уверена, что я этой магией воспользуюсь? — спросила Настя.

Риль аж останавилась посреди коридора, с интересом разглядывая девушку.

— А ведь мой братец не такой дурак, как я его иногда хочу выставить. С
тобой стоит поработать. Если тебя сюда привлек не Лас, а Лес...

— А кто такой этот Лес? За ужином его вроде не было, — разыграла дурочку
Настя.

— Ну не прибедняйся. Ты прекрасно понимаешь что я имею в виду. То чему
он тебя учил всю неделю.  И что показал сегодня.

Перед внутренним взором Насти опять всплыл ночной осенний лес по
которому можно скользить, не шелохнув ни одного листка, потом тот же
лес, но уже с точки зрения пассажира легкого автожира, почти бесшумно
скользящего над кронами.

— По-моему, ваша сторона Ткани это не только Лес.

— Конечно, не только. Но всей Стороны или даже всего Леса тебе не
вместить. Как и мне, как и любому существу с теплой кровью, умеющему
испытывать холод и голод. Поэтому попробуем понять, что тебе стоит
выбрать, к какому замку ты хочешь оказаться ключом.

Тем временем они опять добрались до бани.

— Раздевайся, — скомандовала Риль.

— Ты хочешь меня сразу после еды в парилку?

— Нет, что ты! Пока только в теплый бассейн. Хотя ужины у нас такие
легкие, что можно и в парилку. Но тебе пока не надо.

Риль открыла какой-то лаз в углу, и Настя с удивлением увидела каменный
свод пещеры, на дне которой располагался выложенный диким камнем бассейн
два на два метра, вода в котором была слегка подсвечена бирюзово-голубым
светом.

Лесовичка окунула в бассейн руку: 

— Ага, пойдет. — и закружилась метелицей по предбаннику, выщипывая по
две-три травинки из развешенных тут и там связок. Потом сунулась в
парилку и вернулась с деревянным ковшиком полном горячей воды, в
котором плавали отобранные травки, и выплеснула ковшик в бассейн.

— Ныряй. А теперь прибавим света. — И она взяла с полки толстую свечку,
неуловимым движением зажгла ее и воткнула на край бассейна рядом с
настиной головой. 

Вода в бассейне не была расслабляюще-горячей. Но и ощутимо холодной она
тоже не была. Ровно с температуру тела, чтобы висеть в бирюзовой
невесомости и ничего не ощущать, кроме запаха трав, и ничего не видеть
кроме дрожащего огонька свечи.

Вдруг вес собственного тела обрушился на Настю как удар. Это Риль
извлекла ее из воды как мать — маленького ребенка, и разложив по жесткой
скамье стала растирать полотенцем.

— Полчаса нырь-ванны для первого раза достаточно. — голосом строгой
учительницы заявила лесовичка. 

— Как полчаса?

— А вот так. Это же нырь-ванна. Представление о течении времени там
совершенно теряется, особенно если без свечки. Но без свечки это сложная
медитативная техника для настоящих посвященных. А нам нужно  было тебя
немножко расслабить, отключить кое-какие блоки. Сейчас я тебе массаж
сделаю.

Сильные руки лесовички побежали по спине девушки:

— Ага, здесь зажим, тут еще зажим, тут вот такое переплетение. Барсучий
хвост, это не для подмастерья задача. Может Галю позвать? Нет,
справлюсь. Слышишь, Гостья, имеешь шанс стать моим шедевром.

— А это не больно? — слабо пискнула Настя.

— Ну, с такой предысторией мало не покажется. Вот это у тебя что? Чем
таким года в три пугали, что до сих пор мышцы не расслабляются? Что если
не будешь есть ложкой сама, посадят к скворцам в гнездо, чтобы они тебя
из клюва в клюв кормили? Выдумщица твоя бабушка.

А это? Несправедливые претензии учительницы в первом классе и мама,
отказывающаяся верить, что учительница может быть неправа?

Риль еще долго разминала Насте спину, руки и ноги, задавая наводящие
вопросы, и заставляя рассказывать об обидах, когда-то казавшихся
проглоченными и похороненными внутри навсегда.

Полотенце, покрывавшее лавку под настиным лицом давно было мокро от
слез.

Наконец лесовичка плюхнулась на скамью сразу за настиными ногами и
откинулась к стене.

— Ох, ну у тебя и лабиринт. Хоть сама теперь в нырь-ванну лезь. Нет,
нельзя, у нас слишком мало времени. А мне еще кое-что тебе показать
надо. Пошли в парилку. Можешь побить меня веником побольнее за то, что
заставила тебя про все это вспоминать.

Настя оперлась на руки и встала со скамейки. Ей казалось что это будет
эпическим подвигом, вроде подвига Геркулеса, поддержавшего небесный свод
вместо Атланта, но как оказалось, тело вполне слушалось.

А после парилки, да еще нырка в другой бассейн, похоже что сообщавшийся
с протекавшей под холмом речкой, она вообще почувствовала себя заново
родившейся.

Как оказалось, это было не просто внутреннее ощущение.

— Ну вот, я более-менее разобрала те завалы, которые мешали тебе
общаться с собственным телом. Теперь попробуй к нему прислушаться. Чего оно
хочет?

— Движения.

— Ну это легко. Гимнастический зал отсюда через коридор. Пошли. 

— Что, прям так?

— А что, этому что-то мешает? Прислушайся к своим ощущениям. Ну увидит
тебя кто-нибудь. Он что, меньше узнает о твоих формах, если увидит тебя
в трусах и футболке?

Минут через пятнадцать хорошей разминки потребность в движении у Насти
была удовлетворена. Но двухчасовой кусок времени, выделенный Рондом на
этом был почти исчерпан. Осталось только еще раз ополоснуться и одеться.

Когда они вернулись в обеденный зал, Лас уже был там. Ронд сидел в своем
кресле во главе стола, а Лас стоял между столом и стволом огромной ели,
служившей колонной этому залу, и чувствовалось что гордо поднятый взгляд
ему нелегко даётся.

— О, а вот и наша гостья, — сказал Ронд. Потом привстал с кресла, потом
подхватил со стола что-то вроде пульта дистанционного управления к
телевизору и нажал несколько кнопок.

Риль толкнула Настю в бок:

— Обернись.

Настя обернулась. Слева и справа от входной двери висели огромные
телевизионные экраны. Сейчас тот, что слева, работал почти как зеркало,
показывая то, что снимала укрепленная над дверью камера. А вот на правом
был зафиксирован стоп-кадр того момента когда Риль в первый раз привела
Настю в этот зал. Разница в осанке была заметна даже неопытной в этих
делах Насте.

— Риль, — обратился к лесовичке Ронд. — Что ты можешь сказать про нашу
гостью.

— Я еще не мастер. Опыта работы с людьми с той стороны у меня нет.
Только по книгам и фильмам. Так — картина была совершенно типичная. Уйма
комплексов, загнанных внутрь обид, вся спина в мышечных зажимах.
Полностью разорванная связь личности с телом. Но при этом почти не
задавленная любознательность, такая и у наших далеко не у всех
встречается, неразвитая, но способность видеть связи между вещами,
вместе складывающиеся в потенциал увидеть мир как целое. Плюс еще
совершенно необычная броня из традиций и убеждений, достаточно
хорошо защищающая от тех неприятностей, от которых нас обычно спасает
умение прислушиваться к телу.


— В тот момент, когда я её увидел, — добавил Лас. — Ещё полностью
отсутствовала вера в кого-либо из людей с той стороны, и было
колоссальное желание обрести хоть кого-нибудь, кому можно верить.

Настя почувствовала себя экспонатом на витрине музея. Как будто её тут
при всех раздели и выставили на подиум. Но, тут же пришла вторая мысль,
ну и что? Риль ее сегодня раздетую и видела, и трогала. Перед Ласом она
тоже сегодня раздевалась, и думала о не о том, что она голая, и не о
том, что стоит босиком на холодной траве осенней ночью, а о том, чтобы
ни одной нитки с той стороны на теле не осталось.

Ну Ронд. Ну можно подумать, он голую девочку в первый раз видит.
Наверняка и Риль, и Лас его дети или внуки. Так что если попросят
сарафан снять, и продемонстрировать, ну скажем, спину, ничто этому не
помешает.

Вот только что представляет собой это сборище? Медицинский консилиум или
невольничий рынок?

— Ну что ж, спасибо тебе, Лас, — подвел итог Ронд. — Ты привел удачного
кандидата. И тебе спасибо, Риль. Так много сделать за один сеанс.

— Это Гостье спасибо, — отозвалась Риль. — с человеком, который так
стремится обрести цельность, приятно работать.

— Только вот... — вступила в разговор Настя. — Вы тут мне надавали
столько подарков, а что вы от меня потребуете взамен?

— Ничего, — ответил Ронд. — Для того чтобы можно было с тобой
разговаривать о взаимовыгодном сотрудничестве, тебе ещё очень многому
надо научиться. Смотреть и видеть, говорить и быть услышанной, двигаться
и чувствовать. Когда научишься вот тогда мы попробуем чего-нибудь
предложить и чего-нибудь попросить взамен. А пока нам достаточно того,
что тебе интересно учиться. На вашей стороне Ткани одному из ста это
интересно. Вот мы стараемся этого одного найти и научить. И если из тех,
кто научился один из десяти соглашается дальше с нами иметь дело, уже
хорошо.

Поэтому пока смотри, пробуй живи нашей жизнью. А в воскресенье вечером
вернешься как ни в чём ни бывало в интернат.

— Да но как же... — она махнула рукой в сторону экранов.

— Это как раз несложно. Риль и Лас тебе помогут сочинить легенду, о
твоих приключениях в Москве, в которую легко поверят и в школе, и дома,
и которая объяснит те изменения твоего поведения, которые ты не сочтешь
нужным скрывать.

— Ну ладно, пошли спать. Время позднее, ты наверняка устала, — сказала
Риль и поволокла Настю куда-то извилистыми коридорами. В результате они
оказались внутри странного полутемного помещения дугообразной формы. 
Уже потом Настя
сообразила, что это еще один круглый зал, в середине которого построена
круглая выгородка, а оставшееся пространство разделено на два
полукольца. Вдоль более длинной стены по всей длине располагались
полати шириной в человеческий рост, покрытые чем-то вроде ковролина,
только помягче и попушистее и были раскиданы одеяла, тоже пушистые как
звериная шкура, хотя шкурами они явно не были. У короткой стены
оставался проход шириной метра полтора, и на стене куча крючков для
одежды.

— Здесь у нас общая спальня для молодежи, у которой ещё нет постоянных
пар, — пояснила лесовичка. — Выбирай любое место и укладывайся. 

— И что здесь вот прямо мальчики и девочки спят вперемежку?

— Ну это как получится. Но есть одно правило. Если хочешь кого-то
домогаться, то надо сначала словами через рот спросить, согласен ли он на
это. Только после этого можно засовывать руки или что ещё под чужое
одеяло. Так что если хочешь какого-нибудь парня из наших, то нет
проблем, только сначала спроси. Если не хочешь, храни верность своему
сержанту.

— Он не мой, - возмутилась Настя.

— Не твой так не твой. Мне-то какая разница. Храни верность кому хочешь,
или там чистоту и невинность. Или  не храни, если не хочешь. Может тебе
вообще колыбельную спеть, а то ты, пожалуй от непривычной обстановки
возбуждена и спать будешь плохо. Но сначала разденься и ложись уже
куда-нибудь.

Настя последовала её совету и буквально через минуту засопела без всяких
колыбельных.